вздумали мы на всей площади капусту выращивать. Ну и вырастили – убирать не 
успевали. Так деревенские повадились воровать. Леша одного-то и подстрелил из 
ружья. Судить не стали, но разговоры пошли: мол, жадюги, за кочан чуть человека 
не кончили! А о том, что пол-урожая растащили, никто и не вспомнил. Участковый 
пригрозил, в следующий раз посадит.
Лидия шмыгнула носом, смахнула слезу, криво улыбнулась:
– Картошку тащат, лук тащат… Леша на все рукой махнул: что мне теперь, в тюрьму 
идти? А главное, ничего сделать нельзя. Сдали мы зерно, картошку, молоко, 
получили колхозные чеки, так мало что гроши – и те до сих пор не заплатили! 
Думали «Ниву» приобрести за них – какое там! А тут еще мотоцикл увели со двора. 
Сначала бочку солярки, теперь мотоцикл, видно, мало показалось. И ведь 
участковый знает кто, а попробуй докажи.
– Уф! – сказал Матвей, погладив себя по животу. – Готовишь ты сказочно! Мне б 
такую жену.
Лида округлила глаза, взмахнула полной красивой рукой, засмеялась:
– Не выдумывай. А вообще жаловаться-то особо нечего. Все у нас есть, дети обуты,
 одеты, присмотрены, учатся хорошо, помогают по хозяйству. А то, что творится,
 – так это жизнь. Деревенских тоже можно понять: вкалывают не меньше нашего, а 
получают фигу. Крутятся, кто как может, некоторые приворовывают… – Хозяйка 
снова взмахнула рукой: – Ничего, выдюжим. Спасибо, что приехал. Я письмо от 
отчаяния написала: нахлынула вдруг тоска, тошно стало, хоть плачь, ну я и… Ты 
уж не обижайся, а?
Матвей встал, обнял Лиду, чмокнул в щеку.
– Все нормально, сеструха, все образуется. Ты молодец, ей-богу, твоей энергии и 
мужик позавидует. Я тут поживу у вас два-три дня, попробую разобраться да и 
помогу чем.
Лида спохватилась:
– Ах я курица беспамятная, расслабилась вовсе, а коровы недоеные стоят. Да и я 
хороша – все о себе да о себе, вечером поговорим о твоих делах, Матвейша, а я 
побежала. Располагайся в гостевой комнате.
До вечера Матвей искупался в реке, помлел на местном пляже, обошел все 
хозяйство Нестеровых и встретил из школы детей, которых больше года не видел; 
занятия давно закончились, но все ребята теперь работали на пришкольном участке.

Прошелся по селу, приглядываясь к усадьбам и к людям, понаблюдал за сонным 
царством колхозного машинного двора, но в правление заходить не стал, только 
выяснил, где находятся «апартаменты» председателя и участкового инспектора.
Лида освободилась лишь к десяти часам вечера, и Матвей снова поразился запасам 
ее физических и душевных сил. На отдых ей оставались буквально минуты, а она 
еще пыталась что-то читать на сон грядущий и заниматься детьми. Поговорить не 
удалось. День выдался трудный, и Лида уснула, сидя на кухне за чашкой чая. 
Матвею самому пришлось укладывать племяшек, читать им на ночь стихи и 
рассказывать страшные истории, что он сделал не без удовольствия.
Прежде чем уснуть в чистой и свежей постели, Матвей поразмышлял над 
поразительной откровенностью Горшина, выдавшего ему, по сути, главную тайну 
«Чистилища». Неужели он настолько уверен в новом сотруднике, пусть и проявившем 
себя в деле однажды? Или расчет строится на другом – проверка? И структура 
«Стопкрима» на самом деле иная? Как и названные лидеры – комиссары? В таком 
случае за кого он принимает профессионала-контрразведчика? Настоящий ганфайтер 
никогда не клюнет на информацию, добытую без труда, и ничего не предпримет, не 
проверив ее. Но если сведения верны, Горшин рискует не зря, ведь он 
рассчитывает каждый свой шаг. Что он задумал? Или все идет по плану, как и 
должно быть?
Так и не придя ни к какому выводу, Матвей переключил внимание. Вспомнился 
Ивакин, настроение пропало. Матвей не был сентиментальным, несмотря на 
филологическое образование и тягу к романтике, но о гибели Ивакина сожалел. И 
дал себе клятву выяснить, кто и каким образом его убил. В самоубийство Ивакина 
не верилось, несмотря на вывод судмедэкспертов. Тайна убийства полковника еще 
ждала своего выяснения.
Уснул Матвей с мыслью о Кристине после внутреннего приказа: а теперь спать!
Наутро после полуторачасового тренинга, завтрака – блины с медом, щавелевым 
вареньем и молоком – и купания в реке Матвей отправился «на прогулку».
Прежде всего он выяснил все, что мог, о характерах и привычках сорокалетнего 
председателя Дурбаня Антона Сергеевича и участкового инспектора Шавло 
Константина Кирилловича. Затем, буквально очаровав работниц правления, 
ознакомился с методами работы вышеназванных лиц. Узнал он и о том, что 
председатель не платит за продукты только тем фермерам, которые по каким-то 
причинам терпят произвол до последнего. Нестеровы попадали в их число. После 
этого Соболев отправился на поиски участкового и нашел Константина Кирилловича 
Шавло в его собственном доме, который можно было охарактеризовать одним словом 
– хоромы!
Инспектор оказался ражим детиной с широким, побитым оспой лицом. Морда – хоть 
коноплю сей, подумал Матвей, разглядывая фасад Шавло Константина Кирилловича, 
двадцати девяти лет от роду, незаконченное среднее, вторая жена, пятеро детей. 
К тому же оказался Шавло еще и щербатым. Росту в инспекторе было под метр 
девяносто, почти столько же – в плечах и едва ли не больше в талии, что 
говорило о большой любви к пиву. Впрочем, природа не поскупилась на этот 
экземпляр хомо ферус[24], да и сам он наверняка был не дурак выпить и закусить.
– Добрый день, – приветливо поздоровался Матвей. – Бог в помощь.
– Здорово! – Инспектор, лоснящийся от пота, разогнулся. Копал он, очевидно,