|
объятиях, растворяясь друг в друге, в разгорающемся огне страсти и нежности.
В два часа ночи они пили кофе с молоком. Кристина с влажными после душа
волосами щеголяла в рубашке Матвея, а он перекинул через плечо простыню и
теперь смахивал на молодого римского патриция. Гостья только теперь смогла
разглядеть своего нового друга и подивиться текучей игре мышц при каждом
движении. Удивительное ощущение силы и уверенности исходило от всего облика
Матвея, передавалось девушке и вселяло спокойствие и радость.
– Вряд ли мы уснем после кофе, – застеснялась Кристина под красноречивым
взглядом хозяина. – Кстати, ты все еще продолжаешь видеть свои сны?
– Не каждый день, но вижу.
– Я за это время прочитала массу литературы. По Лангедоку, в тебе заговорил
паратекст, высшие письмена души, то есть глубокая психологическая программа. Ты
или твой род закодированы, и, если окажешься слабее, можешь даже сойти с ума.
– Я уже сошел, – проворчал Матвей.
Кристина покраснела, но глаз не отвела.
– Ты, наверное, считаешь меня…
Матвей остановил ее поцелуем, унес поднос с кофейником и чашками. Пришел,
погасил свет.
– Я лягу на диване, спи. Не боишься, что я глубоко… это… психический?
Девушка засмеялась, соскочила с кровати, потянула его за волосы, обняла.
– Я, может, тоже ведьма. Бабуля рассказывала, что у нас в роду даже шаманы были.
Ложись рядом.
– Но тогда мы не уснем и без кофе.
– Я тебя усыплю, проснешься свежим как сквозняк.
Через секунду они снова целовались…
Уже под утро Кристина сказала сонным голосом:
– Можно я у тебя поживу? Не хочу возвращаться в общежитие… боюсь. Не прогонишь?
И он ответил не то, что хотел:
– Не бойся, никто тебя больше не тронет.
ИЗМЕНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ СИСТЕМЫ
Кудрявого Жоржа Матвей отыскал вечером в общежитии на Университетской, бывшей
Шверника, куда проник под видом студента. Но прежде он выяснил, что фамилия
Жоржа Синявский и что отец его – зампредседателя Центробанка. После этого стали
понятны амбиции кудрявого красавца, привыкшего ко всем благам цивилизации,
культивирующего закон вседозволенности и поступившего в университет по звонку
из «черно-белого дома» – здания правительства на Краснопресненской набережной.
Жорж веселился в компании пятикурсников на восьмом этаже, Матвей насчитал в
комнате шестерых интеллигентов, двух мордоворотов – тех же «качков», которые
встретили его у филфака, и четырех девиц, дымивших сигаретами «Мор». Устроились
все, кто где мог: на двух кроватях, на диване и даже на тумбочках. На столе
стояла бутылка «Абсолюта», ликер «Амаретто» и пиво, в качестве закуски –
консервированная ветчина, колбаса и яблоки.
На вошедшего никто не обратил внимания, и Матвей, найдя в дыму ораторствующего,
по обыкновению, Жоржа, пошел прямо к нему. Сказал, приятно улыбаясь:
– Узнаешь, красавчик?
Сидевшие рядом с Синявским девицы оторопело уставились на гостя, шум в комнате
постепенно стих.
– Что еще за чучело? – лениво поинтересовался парень в рубашке нараспашку,
демонстрируя волосатую грудь. – Чего ему надо?
– Схлопотать по фейсу, – отозвался Жорж, ставя стакан. – Феня, разберись с
бобиком, сам к нам пришел.
Один из бугаев – телохранителей Жоржа стал подниматься, но Матвей ласково
усадил его обратно легким с виду тычком пальцев в грудь, от которого «качок»
тем не менее задохнулся и не сразу пришел в себя.
– Почеши спину, малыш. – Следующим движением Матвей врезал Жоржу тыльной
стороной ладони по щеке, где еще виднелся синяк прошлой пощечины, так что тот
слетел с дивана, взвыв от боли. – Еще раз позволишь – даже не гнусное
предложение, упаси Господь! – а хотя бы косой взгляд в сторону нашей общей
знакомой – покалечу! Усек, говнюк?
– Ах ты мерза… – вскочил второй громила… и сел с удивлением на лице, пропустив
незаметный мгновенный выпад Матвея. Остальные ничего не поняли, взирая на
происходящее сквозь дым.
– Ясно, – кивнул будущий филолог с волосатой грудью, – снова вумен вульгарис.
Наш Жоржик где-то позарился на чужую юницу.
– Да ты, скотина, знаешь, кто я?! – завопил опомнившийся Жорж. – Я тебя в
выгребной яме сгною, в болото засажу, я тебя, гад… – Синявский схватил стоявший
на тумбочке утюг, двинулся на Матвея. – Попадание внутрь – смертельно,
соображаешь? Убью!
Еще двое парней встали с кроватей, явно собираясь помочь товарищу, да и бугаи
оклемались, уверенные в своей силе. И Матвей вынужден был применить
превентивные меры воздействия.
Русбой, которым он владел в совершенстве, как и айкидо, основан на приемах
нейтрализации противника без тяжелых травм. Поэтому Матвей использовал хаппо
ундо[23] – принцип «движения на восемь сторон света» – лишь в приложении к
тодомэ – пресечению атаки, в результате чего утюг из рук Жоржа перекочевал к
нему, телохранители красавца улеглись на пол, а двое студентов залезли под стол.
Движение в комнате прекратилось, шепот девушек стих, воцарилась полная тишина.
Матвей аккуратно поставил утюг в тарелку с ветчиной, наставил палец на
держащегося за руку Жоржа:
– Покой ценя, покой любя, ни ты меня, ни я тебя. О’кей, мальчуган? Же не
|
|