– Ты… видел его?
– Кого?
– «Монарха»?
Горшин неожиданно засмеялся:
– «Монарха» на Земле нет, парень. Он живет в иной реальности и в иных временах. 
Здесь же иногда появляется его тень, пси-двойник, принимающий, кстати, любую 
форму. А я, кажется, определил наконец координаты точки выхода. Благодаря вам, 
кстати. И теперь у меня появляется шанс объявить ему хиссацу.[67]
Приятели обменялись взглядами.
– Не понимаю, – буркнул Василий, трогая машину с места. «Понтиак» вписался в 
поток машин на шоссе Энтузиастов, едущих к столице.
Горшин не обратил на его реплику внимания.
– Зачем ты возвращался? – тихо спросил Матвей.
– Чтобы передать ему привет, – улыбнулся Тарас. – Надеюсь, он остался доволен.
– Дом уцелел?
– А что с ним сделается? В нашей реальности он существовал частично, я просто 
вернул его в скрытую реальность.
Помолчали, поглядывая на обгоняемые автомобили.
– А кто-то так и не выполнил своего обещания, – безразличным тоном проговорил 
Матвей.
Тарас остро взглянул на него, но прочитать мысли не смог.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты говорил о какой-то коррекции, помнишь?
Горшин хмыкнул:
– Считаешь, созрел?
– О чем речь? – осведомился Василий; было видно, что ведет машину он с 
удовольствием.
– Матвей – потенциальный трансформ, – пояснил Тарас, обдумывая какую-то 
проблему. – Его родовая ветвь насчитывает миллионы колен и простирается на 
десятки миллионов лет. Разве он не рассказывал?
– Говорил, что паранорм. А трансформ – это в каком смысле?
– Ладно, попробуем, – бросил Горшин, не отвечая водителю. – Одним нарушением 
больше, одним меньше… Едем в центр, на Остоженку, я вам кое-что покажу. Но учти,
 ганфайтер, тебе придется учиться владеть своей скрытой силой самостоятельно. К 
тому же после пси-коррекции организму необходим адаптационный период, который 
может длиться от двух до четырех часов. – Горшин вздохнул завистливо-горестно.
 – Будь у меня такие задатки с детства, я не просидел бы в учениках столько 
сотен лет, давно уже стал бы Хранителем. Сейчас налево.
Василий послушно свернул.
– Так все-таки что такое трансформ?
– Вам как объяснить – попроще или с учетом образования?
– Попроще, человек я не шибко увлекающийся наукой.
– Что такое аура, знаете?
– Ну, это излучение… такое сияние вокруг головы.
Горшин покосился на Матвея, в глазах его мелькнули иронические искры.
– Примерно так. Аура – энерго-информационное тело человека, собственно разум. 
Биологическая часть человека, его физическое тело, служит лишь для 
энергоподпитки ауры. Матвей мог бы управлять аурой более эффективно, имей он 
пси-мостик между сознанием и подсознанием и связь между энергетическим каркасом 
тела – сетью нервных узлов, стимулирующих организм при иглоукалывании, – и 
центром хара.
Как мастер айкидо Василий знал, что такое хара и каково его влияние на 
регуляцию сил организма, поэтому спросил о другом:
– И что это может дать?
– Выход в запределье – в самом общем смысле. Конкретно же: владеющему собой в 
стиле уна рес[68] станет доступно скрытое внедрение в умы окружающих, 
непосредственное восприятие многомерности мира. Он сможет выполнять трюки, 
смертельно опасные для обычного человека, освободиться от ограничений времени и 
пространства, черпать информацию по ментальному каналу из будущего и даже из 
прошлых времен. В перспективе – контроль над материей посредством воли… 
Приехали, – закончил Горшин будничным тоном и первым полез из машины.
Василий, открыв рот, смотрел ему вслед. Матвей похлопал напарника по плечу, на 
жест его – палец у виска – отрицательно качнул головой и догнал Тараса уже у 
входа в действующую церковь.
Это была надвратная церковь Спаса, построенная еще в конце семнадцатого века на 
территории Зачатьевского женского монастыря между Остоженкой и Москвой-рекой. 
От монастыря сохранилась только часть стен, но церковь восстановили, и в ней 
регулярно проводились богослужения.
Однако Горшин не повел приятелей в саму церковь, обошел ее кругом и во дворе 
свернул к низкой каменной постройке, напоминающей склеп, с единственной 
железной дверью, запертой на огромный амбарный замок. Было видно, что ходили 
сюда редко, а замок и вовсе выглядел столетним, но стоило Тарасу прикоснуться к 
нему, и он открылся сам, без ключей и отмычек.
Дверь, толщиной чуть ли не в полметра, тоже открылась сама, тихо, без скрипа и 
визга петель, проводник молча шагнул в темноту «склепа», и переставшие 
чему-либо удивляться молодые люди вынуждены были последовать за ним.
Дверь закрылась за ними автоматически, с тяжелой основательностью, отрезав 
дневной шум и свет, но фигура ушедшего вперед Тараса была видна в кромешной 
тьме хорошо: вокруг его головы и кистей рук засветилось золотистое 
электрическое сияние.