оружием и небольшим запасом пищи. Подстраховывая друг друга, «рабочие» 
спустились в дыру на могильную плиту, шедший впереди Самандар включил свет и, 
пригнувшись, полез в круглый тоннель, оказавшийся старой бетонной трубой 
полутораметрового диаметра.
Через пятьдесят метров труба вывела их к такому же круглому колодцу с 
металлическими скобами, который опускался под землю еще метров на тридцать и 
выходил в тоннель квадратного сечения, сложенный громадными блоками из 
обожженной глины. Тоннелю исполнилось не меньше двухсот лет, и был он коротким, 
выходящим из ниоткуда и уходящим в никуда: оба конца его рухнули в незапамятные 
времена. Поскольку в восемнадцатом веке, кроме деревеньки Лыково и церкви, в 
этих местах ничего не было, а тогдашняя Москва начиналась на восемь километров 
восточнее, трудно было представить, кому и для чего понадобилось прокладывать 
под землей такой тоннель.
Обследовав его, путешественники отыскали еще один колодец, закрытый 
металлической крышкой, овальный в сечении, но без скоб. Вместо них в стене 
колодца были сделаны пары отверстий, в которые можно было вставлять носки 
ботинок и цепляться за них руками. Таким образом спустились еще на полсотни 
метров ниже и вышли в небольшой сухой грот естественного происхождения, имеющий 
выпуклую дверь из отсвечивающего шелковой зеленью фиолетового материала. Больше 
всего дверь напоминала гигантское крыло жука.
Самандар осмотрел ее, склонив голову набок, и сунул в нее руку, пронзившую 
дверь насквозь и пропавшую из виду. Постояв так несколько секунд, Вахид 
Тожиевич шагнул вперед и исчез.
– Давай, – кивнул Василий.
Стас без колебаний последовал за Посвященным. Василий преодолел «крыло жука» 
последним.
Они оказались еще в одном тоннеле, стены которого были выложены все теми же 
«крыльями», и по нему вышли на край обрыва. Впереди распахивалась гигантская 
пещера, на дне которой светилась нежным призрачным свечением скособоченная, 
развороченная взрывом, полурасплавленная и закопченная, ажурная пирамида 
Ликозидов, «тарантулов разумных», МИР древних пауков, построивших свой дворец 
сотни миллионов лет назад. Разрушен же он был десять лет назад во время 
перехода границы реальности группой Соболева.
Несколько минут прибывшие рассматривали полуразрушенное, но не потерявшее 
гармонии жилище Ликозидов с благоговением и суеверным страхом, невольно ожидая 
появления хозяев, потом Самандар нашел желоб спуска и первым заскользил по нему 
вниз. Вскоре они уже стояли у подножия стометровой пирамиды, продолжая изучать 
завитки ее сложных, бывших когда-то молочно-белыми, ажурных стен, поражаясь 
сложности узора и общему эффекту неповторимой красоты.
Фонари выключили за ненадобностью, обошли пирамиду, разыскивая вход в нее, и 
увидели тускло загоревшийся огонек в глубине одного из тоннелей, ведущих в 
глубь сооружения, будто там загорелась свеча. Самандар и Василий переглянулись.
– Знак? – поднял бровь Василий.
– Похоже на то, – кивнул Вахид Тожиевич. – Нас, кажется, приглашают зайти.
Стас, разглядывающий огонек, задумчиво проговорил:

Таинственным знаньем пронизана память,
Подземные воды горят от свечи,
Трепещет и искрится бледное пламя
И в судьбы столетий бросает лучи…
Василий ухмыльнулся, заметив внимательный взгляд Самандара, брошенный на юношу. 
Стас прочитал отрывок из центурии I Нострадамуса, вполне соответствующий 
моменту, что характеризовало чувства и вкус парня.
– Что ж, раз нам подают сигнал, не будем ждать другого.
Они углубились в тоннель, стены которого, казалось, были сплетены из 
полупрозрачных паутинных нитей, и пошли за плывущим впереди огоньком, пока тот 
не погас. Спустя некоторое время вышли в центральный зал дворца Ликозидов с 
«усыпальницей» царя древних разумных тарантулов. Зал был деформирован и 
оплавлен, будто в нем когда-то что-то взрывалось и горело, ротонда над «троном» 
царя имела вид лопнувшего стеклянного шара, застывшего в момент деформации, но 
«саркофаг» царя Ликозидов уцелел.
Стас, подойдя ближе, замер, поглощенный созерцанием «трона» повелителя 
Ликозидов. Василий и Самандар уже имели счастье любоваться произведением 
искусства, которым, несомненно, был саркофаг, но и они не сразу оторвали 
взгляды от волшебных изгибов шатра хрустальной друзы и совершенных 
кристаллических переходов ложа.
Огонек вспыхнул снова, опускаясь на хрустальное «крыло ангела» у левого края 
оплывшей ротонды. Василий двинулся к нему, перешагивая через трещины и складки 
пола, когда-то просевшего от жара, но дойти до саркофага ему не удалось, 
помешал какой-то упругий невидимый барьер.
– Что за чертовщина! Не пускает, и все тут!
Самандар, наблюдавший за Котовым, приблизился к нему, но тоже уперся в 
невидимую стену, похожую на упругую пленку.
– Кажется, это чья-то силовая «печать отталкивания». Давай поднадавим.
Они сосредоточились на преодолении преграды, но тщетно: невидимая пленка не 
поддавалась.
– Стас, подойди, – оглянулся Василий и добавил, когда тот встал рядом: – 
Представь, что ты пробиваешь стену…
– Я понял, дядь Вась.
В тот же миг Самандар качнулся вперед – упругая сила перестала сдерживать его,