– Президент пожал плечами. – Приходится, знаете ли, содержать вот такие 
«царские» покои… для подобных вам людей и некоторых моих нерасторопных 
подчиненных. Как вы себя чувствуете?
– Пить…
Президент обернулся к спутнику, среднего возраста чеченцу в черной форме с 
зелеными нашивками, сказал что-то на своем языке, глянул на недвижно лежащего 
узника:
– Вас покормят. Скоро ваше положение изменится, крепитесь, хотя сдается мне, 
чувствуете вы себя лучше, нежели пытаетесь внушить. До встречи со своим другом.
Кивнув, Шароев скрылся за дверью камеры, за ним тенью выскользнул начальник 
президентского СИЗО. Вася остался один. Расслабился, все еще помня 
угрожающе-насмешливый взгляд президента Чечни, потом улыбнулся в ответ. Что бы 
тот ни говорил, в особые возможности пленника он не верил. «А напрасно, – 
подумал Вася с веселой злостью, – придется тебя разочаровать, папаша, кем бы ты 
ни был… Вот только что за намек ты сделал, говоря о свидании с другом? О каком 
друге шла речь?..»
Через полчаса принесли еду: рисовая похлебка, кусок хлеба, сыр, зелень, чай. 
Недурно! Стараясь все так же выглядеть немощным и больным, Вася съел все, что 
полагалось по тюремному рациону, почувствовал прилив сил и повеселел. Теперь 
можно было подумать и об освобождении, благо никто не ждал от него активных 
действий сразу после захвата и ранения. По любым понятиям человек, сидящий в 
камере-одиночке личной президентской тюрьмы, не мог рассчитывать на побег, но 
только не Балуев. Его специально учили уходить из таких вот мощных укрепленных 
цитаделей, сначала учителя ниндзюцу, потом мастера спецопераций ФСБ, поэтому 
Васе не надо было ломать голову – что и как делать. Он уже знал, что будет 
делать в каждую последующую секунду. А еще он, к своему удивлению, вдруг снова 
вспомнил советы Соболева, его пакет приемов космек и ТУК, и к нему пришло 
удивительное ощущение знания будущего. Он вспомнил встречи с Матвеем, с его 
друзьями – Парамоновым, Самандаром, Ульяной Митиной, вспомнил прекрасные 
подземные замки Инсектов, прапредков людей, вспомнил жестокие схватки с 
Монархом Тьмы и его слугами. И хотя длилось это воспоминание недолго, несколько 
мгновений – словно в сознании открылось некое окошко в другой мир и тут же 
захлопнулось, – Вася не чувствовал себя разочарованным или встревоженным 
«бунтом психики». Становилось ясно: каким-то образом ему тоже была сохранена 
часть памяти о прошлой жизни и теперь она постепенно всплывала из глубин 
подсознания, напоминая об ином порядке вещей и о возможности изменить свою 
судьбу.
Поев, Вася якобы нечаянно сбросил посуду на пол, лег животом вниз на топчан и 
расслабился, ожидая надзирателя. Тот появился не скоро – молодой парень явно 
некавказской наружности, в черном комбинезоне, с пистолетом в кобуре. Собрал с 
пола посуду, покосившись на пленника и не ожидая от него каких-либо опасных 
действий, повернулся к нему спиной, и в этот момент Василий, мысленно произнеся 
фразу: «В моей смерти прошу винить мою жизнь», – бесшумно поднялся с ложа и 
коснулся шеи парня приемом ТУК. Прислушался: снаружи не доносилось ни звука. 
Опустил надзирателя на пол, быстро снял с него черный комбинезон и переоделся; 
комбинезон пришелся впору. Снял с головы повязку, так как кровь уже давно не 
сочилась из раны, а вот повязки на боку и на плече оставил. Сложил посуду в 
бачок, вышел из камеры и спокойно закрыл дверь за собой. Огляделся.
Короткий коридор с четырьмя дверями без окошек, но с телеэкранами. Вот дрянь! 
Вася облился холодным потом, внезапно осознав, что не обратил внимания на 
оборудование камеры – где-то там скрывался зрачок телеглаза! Неужели приплыл? 
Если передачи с телекамер передаются на общий монитор охраны, сейчас должна 
начаться тревога. А если тревоги нет, значит, за президентским СИЗО никто не 
наблюдает. Причин может быть две: здесь находится всего один пленник – сам 
Балуев, и привезли его в таком состоянии, которое исключает надобность в 
теленаблюдении. Что ж, альтернативы нет, надо идти вперед до конца.
Посвистывая, Василий направился к входной двери с окном из толстого стекла. За 
ней шел небольшой тамбур, по сути, представлявший собой дежурку с телемонитором,
 где сидел еще один охранник в черном, и тут Вася понял, почему не поднялась 
тревога, когда он усыпил первого надзирателя. Охранник у монитора смотрел не на 
ряд экранчиков, показывающих внутренности камер, а увлеченно играл на 
компьютере в тетрис-эротик: каждый сложенный ряд «кирпичей», исчезая, открывал 
«волшебную» картину полового акта с участием сразу четырех действующих лиц…
Покрутив головой, Вася вошел в тамбур и постучал по плечу игрока-сластолюбца:
– Привет, мужичок. У меня к тебе пара вопросов.
Черномундирный «мужичок» оторвался от дисплея, ошалело глянул на Балуева снизу 
вверх, потянулся было к пистолету на поясе, и Вася резко хлопнул его по ушам. 
Вскрикнув, смуглый молодой чеченец с усиками «под президента» схватился за уши. 
В глазах его отразилась напряженная и очень тяжелая работа мысли, сменившаяся 
растерянностью и страхом.
– Дошло? – усмехнулся Василий, отбирая у него пистолет. – Как блокируется 
система?
Охранник что-то промямлил по-чеченски. Вася сделал замах, и парень, бледнея, 
торопливо повторил по-русски:
– Не знаю… не понимаю…
Вася оглядел клавиатуру компьютера, нажал клавишу «escape», затем выключил 
компьютер. Четыре светящихся экранчика монитора и дисплей собственно компьютера 
погасли.
– Так, отлично. А теперь ты расскажешь мне, как выйти отсюда.
– Не выйдешь, – буркнул охранник, взбадриваясь. – Везде люди, сто человек