– Должен. Но и у них возникли внутренние проблемы как следствие волнений среди 
иерархов. Некоторые из кардиналов Союза возжелали власти абсолютной, равной 
власти Монарха.
– Кто? Мы их знаем?
– Вы их узнаете.
Иван Терентьевич покачал головой.
– Да-а, дела-а! И все же не обижайтесь на нас, Матвей Фомич, сегодня мы не 
можем дать ответ.
– Я и не надеялся. Еще не раз придется контактировать и решать. Ну что, по 
домам?
– А где вы остановились? Может, поедем ко мне?
– Вы забыли, что здесь у меня «схрон», своя квартира. Кого первого доставить в 
родные пенаты?
Они расселись в не слишком комфортабельном и удобном, но все же уютном салоне 
«Таврии».
– Пожалуй, первой доставим Улю, – оглянулся на девушку Парамонов. – Меня никто 
не ждет, ни жена, ни дети, а ей завтра вставать рано.
Машина выехала со стоянки, влилась в негустой поток автомобилей на улице Ленина.

– Да, Иван Терентьевич, – прижалась к локтю друга Ульяна, – все забываю 
спросить: почему вы не женитесь?
– Потому что моя жена еще не родилась, – отшутился явно смущенный Парамонов. – 
И вообще я боюсь семейной жизни, необходимости поддерживать какие-то 
обязательные отношения. Холостому спокойнее.
– Есть анекдот на эту тему, – сверкнул улыбкой Матвей. – У психолога 
спрашивают: когда бывают хорошие отношения между мужем и женой? Тот отвечает: 
когда муж не слышит, что говорит жена, а жена не видит, что делает муж.
Ульяна засмеялась, улыбнулся и Иван Терентьевич.
– Вполне может быть, не спорю. Если серьезно, я действительно боюсь. На моем 
роду лежит некое заклятие… ради нейтрализации которого я и увлекся психологией, 
психическими аспектами и целительством. У моего отца была большая прекрасная 
семья – восемь человек: он, мама, трое дочерей и трое сыновей, я самый младший. 
Все умницы, без преувеличения, красивые добрые люди, но стоит кому выйти замуж 
или жениться – отпочковавшаяся семья начинает бедствовать. Болезни, кражи, 
пожары, стихийные бедствия начинают буквально сыпаться со всех сторон, пока не 
происходит гибель кого-то из близких.
Иван Терентьевич замолчал, глядя перед собой ничего не видящим взором.
– И что же? – тихонько потревожила его Ульяна.
– А ничего, – очнулся Парамонов. – Я похоронил двух братьев и двух сестер, пока 
не понял закономерности.
– Выяснили, в чем дело?
– Нет, – с видимым усилием ответил Иван Терентьевич. – То есть я имею 
предположение, но даже Посвящение во Внутренний Круг не позволило мне его 
уточнить. Мы были неразделимы – вот все, что я знаю.
– Кластер, – произнес Матвей. – Ваша семья представляла собой 
психомотивационный кластер, клубок свернутых мировых линий, замкнутых на 
определенного человека. Я даже рискну предположить на кого – на отца. Верно? 
Ваша семья была самодостаточна, а вы, очевидно, пытались как-то разорвать этот 
клубок, уйти из дома, причем еще в юношеском возрасте. Был конфликт. Или я 
ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – задумчиво проговорил Парамонов. – Отец очень не хотел, чтобы 
я учился в другом городе, но я все же уехал… со скандалом. О чем жалею до сих 
пор.
– Он жив?
– Нет, умер в восемьдесят восьмом. Мама годом позже, им было уже по сто 
двадцать с лишним лет. Все долгожители, особенно по бабкиной линии Волковых. 
Наверное, кто-нибудь из моих предков был и во Внутреннем Круге. А нас осталось 
двое: я и сестра Шура. Хотя родственников по всем линиям много, в том числе и в 
Рязани.
Машина остановилась напротив дома Ульяны. Девушка вышла, отказавшись от 
предложения проводить ее до подъезда.
– До встречи, ганфайтер, – помахала она рукой, обойдя машину и нарочно 
наклоняясь к окну со стороны водителя так, что в вырез блузки стала видна 
упругая сильная грудь. – Мы еще не все точки над «i» расставили, и у меня 
остался вопрос.
– Задавайте, – храбро сказал Матвей, понимая значение насмешливых искр в глазах 
девушки: реагировал он на нее совершенно естественно, как нормальный мужик, и 
последняя его мысль – поцеловать ее в грудь – была мгновенно воспринята 
девушкой.
– Я не поняла наших прошлых отношений. Что-то подсказывает мне, что простыми 
они не были. Расскажете?
Матвей смешался, но ответить не успел, Ульяна отошла, демонстрируя походку 
светской львицы. Хмыкнул в кабине сзади Иван Терентьевич.
– А ведь она видящая, Матвей Фомич. Неужели права? Тогда вам придется опасаться 
Вахида, он давно имеет виды на Ульяну и соперников не терпит.
– Все не так просто, – пробурчал Матвей, трогая машину с места. – Когда-нибудь 
я расскажу вам, как мы познакомились. Уля стала авешей Светлены… в общем, 
поговорим позже.
Молча они доехали до окраины города, где в собственном доме жили родственники 
Парамонова. Выходя, тот сказал с уважением: