площади перед «вокзалом» брызги золотистого сияния. – Мы никому не причинили 
зла, не собираемся вмешиваться ни в дела Союза, ни в разборки между кардиналами,
 не планируем никаких враждебных действий. Мы только защищаемся. Оставьте нас в 
покое!
Юрьев и Рыков переглянулись. Василий смотрел на ожившего Германа Довлатовича 
сузившимися глазами, и во взгляде его плавилось грозное обещание вернуть 
кардинала аду, откуда он сумел выбраться.
– Жаль, что вы нас не поняли, – тихо проговорил Рыков. – С вами или без вас мы 
все равно добьемся своего. В конце концов, жизнь одного-двух Посвященных – 
ничто по сравнению с тайной Круга. Коррекция реальности допускает и не такие 
жертвы.
– Вы не можете отвечать за весь Круг, – так же тихо произнес Парамонов. – Союз 
Девяти давно перестал корректировать реальность во имя самой реальности, он 
сохраняет лишь себя. Иначе зачем Герману надо было убивать генерала Ельшина и 
отбирать у него файл связи с Конкере? Он что, заботился о Союзе? Не думаю. 
Контакт с Соболевым ему нужен тоже для защиты Союза? Тогда почему вы действуете 
несогласованно? Он – отдельно от вас, вы – от него? Продолжать?
– Не стоит, – небрежно сказал Юрьев. – Мы разберемся с Германом Довлатовичем.
– Тогда пропустите нас.
– Сожалею, – развел руками Юрий Венедиктович, и в тот же момент кардиналы 
нанесли страшный – по мощи и неожиданности – пси-удар по группе Посвященных, 
изменивший их восприятие реальности мира и заставивший напрячь все силы для 
защиты.
Василий выбыл из борьбы в тот же миг, поэтому в первое время ничем не мог 
помочь своим соратникам. Его ощущения можно было описать немногими словами: 
удар по голове – огонь в жилах – острая боль во всех нервных узлах – 
оглушительный шум в ушах – головокружение – шок – потеря сознания… Затем 
заработала его подсознательная врожденная система адаптации и защиты, 
включаемая инстинктом самосохранения, и сознание вернулось к нему. Однако 
картина, которую он увидел, повергла его в новое шоковое состояние.
Он лежал на каменной глыбе среди тысяч таких же глыб, образующих гигантское 
поле скальных обломков преимущественно багрового, бурого и коричневого цветов. 
Небо над головой было глубокого сапфирового оттенка и казалось невероятно 
высоким и глубоким, притягивающим взор.
Рядом, всего в десятке шагов, торчало над скальным полем низкое пирамидальное 
сооружение со срезанной вершиной, сложенное из полупрозрачных стеклянных 
кирпичей фиолетового цвета, создающее мерзкое ощущение живого фасетчатого глаза.
 На его вершине спиной к спине стояли трое: двое мужчин и женщина в странных 
пластинчатых доспехах, с мечами в руках, напряженно вглядываясь в небо. Василий 
узнал Горшина, Парамонова и Ульяну.
Он встал на четвереньки, преодолевая студнеобразную рыхлость тела, обнаруживая, 
что на нем тоже надеты доспехи, только погнутые, прожженные, в дырах и заплатах.
 Рядом валялся необычной формы нож с двумя лезвиями, и он подобрал его, 
убедившись, что рукоять удобно легла в ладонь, словно была подогнана по руке. 
Собравшись с силами, Вася встал на ноги… и кубарем покатился по камням от удара,
 нанесенного сзади с невероятной силой.
Сознания на этот раз он, однако, не потерял, хотя удар оглушил его и лишил 
способности видеть, что происходит вокруг. Напрягся, поднимая в душе волну 
яростного желания увидеть обидчика и дать ему отпор. Зрение прояснилось. Не 
спеша подниматься, Василий слегка повернул голову и наконец увидел своего врага,
 которого до этого почему-то не замечал.
Пирамидальное строение окружала цепь гориллоподобных созданий, одетых в 
чешуйчатые балахоны и вооруженных пучками длинных гибких усов. Одна из «горилл» 
и врезала Василию по затылку этим пучком, имеющим массу и твердость кирпича. 
Она стояла ближе всех, готовая повторить удар, и бдительно следила за лежащим 
Балуевым.
«Ну, погоди, курва! – пообещал ей в душе Василий. – Ты у меня первый кандидат в 
покойники!..»
И вдруг что-то щелкнуло в его мозгу. Картина неизвестного мира исчезла. Вася 
осознал себя лежащим на бетонной плите площади недалеко от здания «вокзала», 
над ним угрожающе навис один из накачанных мальчиков Юрьева с автоматом в руке, 
прикладом которого он огрел Балуева. Сами Юрьев и Рыков, неожиданно прибавив в 
росте, кружили вокруг плотно стоявших спиной к спине Посвященных и метали в них 
длинные шипящие языки злого зеленого огня, искажающего очертания предметов. 
Посвященные отвечали ветвистыми голубыми молниями, которые гасли, не долетая до 
кардиналов Союза Девяти.
Затем в голове Васи снова «хрустнул сучок», и картина с полем камней, синим 
небом и пирамидой вернулась. Но одновременно у Василия родилось странное 
убеждение, что он уже переживал нечто подобное.
«Чует мое сердце, что мы это уже проходили, – пробормотал он про себя. – И 
называется сей фокус «трансперсональным восприятием»…»
– Эй! – позвал Василий отвлекшегося на секунду стража и, прежде чем тот 
замахнулся пучком усов, здорово напоминающих розги, прыгнул к нему и чиркнул 
ножом по горлу, обходя падающее тело. Вторая «горилла» подняла свое оружие, 
направляя его на Балуева, но было уже поздно: брошенный нож вонзился ей в шею, 
и выстрел (выглядело это в фантомном пространстве пси-боя так, словно 
розга-прут отделилась от пучка и полетела как стрела!) Василия не задел. Затем 
он подхватил выпавший из лапы «гориллы» «пучок розог» и ответил длинной 
очередью «стрел», одновременно падая за тело поверженного врага, которое и 
приняло на себя ответные очереди своих собратьев.