гороскопу, человек действия, а для таких людей постоянство нехарактерно. Эмоции 
у них зачастую стоят между умом и волей. Я чувствую у вас стремление к 
глубинности, однако больше всего вам мешает чрезмерная легкость обращения с 
людьми. Любовь ведь требует колоссальной отдачи, а не слепого обожания. Готовы 
вы к ней?
– Любовь бывает разная… – пробормотал Василий, вовсе не рассчитывавший, что 
разговор пойдет на эту скользкую тему.
– Само собой разумеется. Любовь – огонь и вихрь – удел юных, любовь – 
безбрежный океан и вечное волнение – доля зрелых, любовь – материк с редкими 
землетрясениями – участь стариков. Вы еще молоды, Василий, все ваши ураганы и 
тайфуны впереди. Могу только пожелать удачи. Но судя по объекту внимания, вы 
уже в центре урагана, так что покоя не ждите.
– Покой нам только снится, – снова пробормотал Василий рассеянно. – Летит, 
летит степная кобылица и мнет ковыль… Спасибо за добрые слова. Не возьмете меня 
в ученики? – Слова вырвались сами собой, и Вася прикусил язык, с испугом взирая 
на собеседника, понимая, что сморозил глупость. Но Парамонов не стал ни 
иронизировать, ни высмеивать, ни экзаменовать.
– Всему свое время, идущий, – сказал он с необидной улыбкой. – Магия симпатий 
еще не гарантирует интеллектуальный комфорт общения учителя и ученика. Вы не 
готовы к получению бодхи путем размышлений. Вы еще не в состоянии воспринимать 
информацию напрямую из общего энергоинформационного поля Земли.
– Из астрала…
Парамонов не обратил на реплику внимания.
–..без взаимодействия объекта и наблюдателя. Выход в астрал вам пока недоступен,
 потому что явления высшего порядка невозможно наблюдать обычными средствами и 
повседневным состоянием сознания.
– Я понимаю… закон восхождения…
– Но вы не безнадежны, друг мой, – снова пропустил мимо ушей бормотание 
собеседника Парамонов, позволив себе малую толику теплой иронии. – Обычный 
человек в толпе слабеет, вы – нет, умеете сохранять индивидуальность. Без 
вызова и кризиса вы зачахнете, они – основа вашего Пути, не позволяющая 
расслабляться и деградировать. И вы не боитесь боли, что внушает надежду. – 
Голос Ивана Терентьевича стал едва слышен, словно он размышлял сам с собой.
– Хотя этот параметр обладает глобальностью: стремление избежать боли 
равнозначно гибели вида.
– Простите, я не совсем… – начал было Василий. Парамонов очнулся.
– Вам надо научиться принимать информацию от любого иерархического уровня 
мирового информационного континуума, я попытаюсь помочь. Ну а там – посмотрим…
– Спасибо! – с чувством сказал Василий.
– Дядь Вась, – подбежал загорелый до черноты Стас. – А как можно определить, 
где мы находимся?
Василий встал, разминаясь, сказал очень серьезно:
– Поверни ухо на тринадцать градусов к востоку и прислушайся. Или позвони 
ближайшему дилеру.
Стас округлил глаза, потом засмеялся:
– Это же реклама «хот бёрд». Ты шутишь?
Засмеялись и Василий с Иваном Терентьевичем.
– Я очень люблю «хрюкламу» подобного типа. А насчет того, где мы находимся, 
могу сказать абсолютно точно: в ста пятидесяти километрах от Москвы. Купаться 
вечером будем?
– Не, я уже. Я тут огромный муравейник нашел, с тебя ростом, не хочешь 
посмотреть?
– Хочу. – Василий взял мальчишку за руку, и тот повел его по речному откосу в 
лес.
Парамонов задумчиво смотрел им вслед.
На Белом озере они задержались на два дня, уж очень хороша была здесь рыбалка.
Муравейник, обнаруженный Стасом на холме в сосновом бору, в ста метрах от 
лагеря, действительно впечатлял. Высота его достигала двух метров, а диаметр 
основания и того больше – метра четыре! Василий дважды ходил к нему, испытывая 
непонятную тягу понаблюдать за деятельностью потомков Формика сапиенс, разумных 
муравьев. Во второй раз с ним пошел и Парамонов.
– Представить страшно, – поежился Василий, – что муравьи когда-то были ростом с 
лошадь!
– Они выглядели несколько иначе, – флегматично заметил Иван Терентьевич.
– Но все равно впечатляет.
– А над чем вы работаете? Я имею в виду – как Посвященный, человек Круга?
Парамонов обошел муравейник, присел на корточки, наблюдая за суетой его 
обитателей, сказал вдруг:
– Хотите фокус?
В то же мгновение все муравьи как по команде замерли! Движение вокруг 
прекратилось, перестали петь даже птицы неподалеку. А затем все бесчисленное 
муравьиное войско кинулось к муравейнику и полезло внутрь, грозя смести его с 
лица земли. Исчезло! Муравейник вымер, словно поздней осенью, перед холодами. 
Пробежал последний муравей, скрылся в одном из окон. И снова тишина и 
неподвижность.
– Что вы с ними сделали? – прошептал Василий. Парамонов встал с корточек.
– Я передал им раппорт опасности, сигнал, что сюда летит колеоптер. Сработало.
– Колеоптер – это…
– Жук. Во времена Инсектов колеоптеры наравне со шмелями – пситирусами – были 
одними из самых агрессивных хищников. Так что вы хотели узнать, Василий