|
не сказал мне в укор. Да, Кайда стоически перенес гибель единственного сына.
Друг не раз говорил, что семья его состоятельна, но я даже и в мыслях не мог
представить себе истинных масштабов их богатства. Похороны были обставлены с
изысканной роскошью. Прибывшие на Хоккайдо близкие покойного остановились в
лучшем отеле города, заняв почти целый этаж — самые дорогие апартаменты.
Сказочно богатые люди, в буквальном смысле слова не знавшие счета деньгам, —
владельцы необозримых земель и пастбищ на севере Хонсю и Хоккайдо.
— Разумеется, я вас помню. Очень рад вашему звонку… — едва слышно пробормотал я.
Где взять силы поднять на него глаза? Долг сердца забывается нескоро. А я — я
отнял у него самое дорогое.
— Не так-то просто оказалось узнать ваш новый адрес…
— Да, я сменил и работу, и жилье. Под гору катишься без остановки, — с горькой
издевкой над самим собой ответил я. Пожалуй, я не меньше его имел право на
сочувствие. Моя потеря тоже была велика.
— Я не оторвал вас от дел?
— Как видите. — Я обвел рукой убийственное уныние стены. — Свободного времени у
меня теперь предостаточно.
— Ну вот и хорошо. — Он улыбнулся. — Значит, можно рассчитывать на вас.
Сделайте одолжение, не сочтите за труд пожаловать завтра ко мне в отель.
Я кивнул. Нельзя сказать, чтобы меня привела в восторг эта просьба, но,
вероятно, у него есть какие-то основания…
В ту ночь мне приснился сон. Я несусь по кругу бок о бок с погибшим товарищем.
К финишу мы приходим вместе. Но все происходит не на привычной арене — вокруг,
насколько хватает глаз, простирается бескрайняя равнина. И мы мчимся в этом
безбрежном просторе вдвоем, охваченные необъяснимой злобой, стремясь обогнать
друг друга.
2 Освещенный мягким светом электронных ламп, застланный алыми коврами коридор
гостиницы; в воздухе особое благоухание — все как всегда и везде, где деньги
текут рекой. Очутившись перед нужной мне дверью, я постучал, вошел — и на
мгновенье точно ослеп. Изысканный банкетный стол, а за ним — мужчина и женщина.
Но ослепил меня, конечно, не вид яств и не элегантная фигура самого Кайды.
Рядом с ним сидела девушка в очень простом, но элегантном платье для коктейлей
— без единого украшения. Да они были ей и ни к чему. Ни одна драгоценность мира
не добавила бы прелести такой красавице.
— Это Эйдзи Самэдзима. Помнишь, я рассказывал тебе о нем. Товарищ по команде
нашего Сесукэ… Они были очень дружны.
Старик перевел взгляд с девушки на меня.
— Познакомьтесь, пожалуйста, Самэдзима-сан. Эта девушка была нареченной моего
сына. Ее зовут Маки. Маки Кикумото. Она мне как дочь. Когда Сесукэ не стало,
она заняла его место в семье.
Девушка с улыбкой склонила голову с длинными, постаринному причесанными
волосами. Но улыбались лишь губы, глаза смотрели неприязненно. "Дружба твоя
была так горяча, что ты погубил его", — казалось, говорили они.
— Я попросил ее присутствовать при нашем разговоре, — продолжал Кайда, — ведь
это имеет к ней самое непосредственное отношение.
Мы приступили к трапезе, и на некоторое время воцарилось молчание. Креветки,
белое вино. Стоит ли говорить, что напиток был превосходен. Я с благодарностью
взглянул на старика: как хорошо, что они не предложили встретиться в моей
убогой лачуге. Некое тщеславие еще жило в моей душе. И тут я уловил затаенную
боль в глазах Маки. Или это было сострадание к старому Кайде?
Мы уже покончили с супом и успели сменить десяток тем ничего не значащей
светской беседы, как вдруг Кайда решительно произнес:
— Думаю, пора поговорить о деле.
Лицо девушки напряглось.
— Не так давно на Хоккайдо появилась загадочная машина-робот. Ее называют
машиной-убийцей. Вы, вероятно, слышали.
— Разумеется. Кругом только и разговоров, что о ней.
— М-да… Ну и что вы об этом думаете?
— Просто необъяснимо — вот и все, что я могу сказать. Конечно, это робот с
электронным мозгом. Тут ничего необычного нет. Но должен же у нее когда-то
иссякнуть бензин? Она не может двигаться сама по себе! Чудес не бывает!
Старик провел языком по пересохшим губам и кивнул.
— Ну а если допустить, что машиной управляет не обычный компьютер, а
самоорганизующаяся система, подобная человеческому разуму? — медленно
проговорил он.
— Не может быть! — усомнился я. — До сих пор никому не удавалось создать такое
мощное кибернетическое устройство столь малых размеров! Проще пересадить в
машину живой человеческий мозг.
— Что ж… — Старик снова кивнул; он весь как-то поник, осунулся, складки у губ
выдавали чудовищное напряжение. — Ты угадал…
Я похолодел:
— Откуда вам это известно?
— Известно. Потому, что это сделал я.
Внезапно заговорила девушка — в первый раз за весь вечер. Голос ее звучал
бесстрастно:
— Самэдзима-сан, Сесукэ жив. Во всяком случае, жив его разум. А машина — это
оболочка, в которой он существует.
— Теперь я отдаю себе отчет в том, что совершил непростительную ошибку, —
хрипло проговорил Кайда. — Можно оправдывать это чем угодно — слепой
родительской любовью, волей покойного… Но все равно нельзя было решаться на это
|
|