обстановки послевоенных лет.
Азимов создает в своей новелле политическую аллегорию. Харриане, низкорослые 
обезьяноподобные существа, смогли распространить свое влияние на всю Галактику, 
исходя, как им представляется, из самых добрых побуждений. Они терпеливо 
выжидают, пока та или иная цивилизация не придет к своей логической, 
"предопределенной" самим ходом истории развязке — истребительной атомной войне. 
После этого харриане берут на себя заботы о "сохранении остатков биологического 
рода", облагая спасенных контрибуцией. И вот уже пятнадцать лет группа 
наблюдателей, обосновавшихся на Луне, тщетно дожидается атомной катастрофы, 
чтобы приступить к своей благотворительной миссии, а по существу колонизовать 
Землю. Не напоминают ли харриане государственных деятелей некоторых зарубежных 
стран, готовых "спасти" человечество с помощью "чистой" водородной бомбы?
Рассказы Кристофера и Блиша предупреждают о том, какую чудовищную угрозу таит в 
себе элемент случайности и персональная ответственность отдельных лиц, от 
которых зависит решение рокового вопроса — нажать или не нажать кнопку. Если в 
рассказе "Предел выдержки" мы сталкиваемся с мизантропом, одержимым 
маниакальной идеей уничтожения всего человеческого рода, то "Король на горе" — 
рассказ об американском военном летчике, который много дней находится на 
корабле-спутнике, полагая, что бомбовой отсек заполнен смертоносным грузом, и в 
конце концов сходит с ума от бремени возложенной на него страшной 
ответственности. В первом случае катастрофу удается предотвратить, во втором — 
она оказывается мнимой. Но что может произойти в действительности? 
Фантастические ситуации, изображенные в этих новеллах, порождены теми же 
опасениями, которые высказывают ныне все здравомыслящие люди.
В этой связи нам хотелось бы упомянуть о фантастическом романе-памфлете "Семь 
дней в мае" двух американских журналистов Ф. Нибела и Ч. Бейли. Авторы рисуют 
политическую ситуацию, якобы создавшуюся в Вашингтоне после заключения договора 
с Москвой о всеобщем ядерном разоружении. Группа высокопоставленных генералов 
из Пентагона, опираясь на реарщионно настроенных бизнесменов и политических 
деятелей, готовит государственный переворот фашисткого толка. Заговор 
проваливается только благодаря случайному стечению обстоятельств. И хотя в этом 
романе немало сюжетных натяжек, оценка политической обстановки в США нисколько 
не расходится с действительностью. Защищая идею договора о всеобщем ядерном 
разоружении, президент Лимен заявляет: "В стенаниях и плаче цивилизация может 
исчезнуть в одну ночь. Это известно каждому. Какое чувство, кроме ощущения 
своей беспомощности, в состоянии испытывать тот или иной индивидуум? Нет смысла 
хватать винтовку и бросаться на защиту своей страны. Бессмысленно, вероятно, и 
поступать добровольцем в военно-морской флот на одну из подводных лодок, 
вооруженных ракетами. Как только будет дан приказ открыть огонь, человек сразу 
поймет, что его дом уже превратился в груду пепла или станет ею через 
пятнадцать минут".
Что, кроме беспомощности и растерянности, может ощущать средний американец в 
наши дни? Маленький человек в большом мире, ставший игрушкой демонических сил, 
— так можно передать настроение, которым проникнуты рассказы "Туннель под 
миром" Фредерика Пола, "Поиски" Ли Гардинга, "Игра для детей" Уильяма Тэнна. 
При всей невероятности коллизий и эти произведения кажутся зеркалом тревог и 
сомнений как самих авторов, так и миллионов их соотечественников по ту или эту 
сторону океана.
Когда читаешь новеллу "Туннель под миром", которую Кингсли Эмис считает одним 
из самых значительных явлений современной научно-фантастической литературы, 
невольно возникают ассоциации с "Превращением" Франца Кафки. Коммивояжер Замза, 
превратившись однажды утром в огромного таракана, физически ощущает свое 
ничтожество и беспредельное одиночество — те же чувства, которые раньше 
подавляли его психику. Австрийский модернист создает эту кошмарную метафору, 
прибегая к произвольному фантастическому образу. У Фредерика Пола странная 
метаморфоза с провинциальным служащим Гаем Буркхардтом, превращенным в 
собственную в сотни раз уменьшенную модель, получает вполне реалистическое, во 
всяком случае правдоподобное в рамках научнофантастического сюжета, объяснение. 
Замысел писателя порожден определенными социальными симптомами нашего времени.
"Бедный маленький Буркхардт, — монотонно пропел громкоговоритель, и эхо 
загрохотало в огромной бездне, которая была всего лишь лабораторией. — Каким 
это должно было быть потрясением для вас, когда вы поняли, что живете в городе, 
построенном на столе!" Для крохотного и жалкого подобия живого человека, 
наделенного всеми чувствами и разумом Буркхардта, ловкий делец Дорчин 
представляется необозримой громадой, всемогущим колоссом, который волен сделать 
все, что ему заблагорассудится, как с самим Буркхардтом, так и с тысячами 
подобных ему человечков. И, хотя действия Дорчина мотивируются экспериментами 
рекламной компании, проверяющей на миниатюрных биороботах новые способы 
продвижения товаров к потребителям, аллегория этого рассказа приобретает в 
контексте куда более широкий смысл.
Иную интерпретацию той же темы дает Уильям Тэнн. Явившийся из будущего 
"хранитель ценза" не в состоянии отличить юриста Сэма Вебера от искусственного, 
построенного им двойника и вместо биомодели "разлагает" самого конструктора. 
(Сэм Вебер неосторожно воспользовался набором "Построй человека", который 
предназначался его однофамильцу из более поздней эпохи, но по чьи-то 
рассеянности попал не в тот "временной канал".) Итак, прототип погибает, не 
выдержав конкуренции с собственной биологической моделью.
Мотив вытеснения человека машиной, замены людей двойниками-роботами — один из 
самых распространенных в современной зарубежной фантастике. Новые Франкенштейны 
рождаются на свет не с помощью черной магии или каких-то необъяснимых