окой мой был утрачен.
Может быть, со временем все забудется, сгладится в памяти, а сейчас 
воспоминания еще слишком свежи… Но счастье, с которым мои предки отправлялись 
на прогулку, когда цвела сакура, ныне занявший в нашем доме почетное место 
рядом с телевизором, и сейчас кажется мне чудом искусства.
Какая же из двух эпох выше? Та, создавшая вещь, полную прекрасной гармонии и 
изящества, отмеченную тонкие вкусом мастера-художника, не стареющую на 
протяжении столетий и заставляющую замирать от восторга моих современников? Или 
эта, сконструировавшая сложнейший, почти фантастический прибор, — телевизор, 
которому суждена недолгая жизнь в век прогресса, где каждые два-три года 
появляются новые, еще более совершенные модели?.. Глупый вопрос. Пустые домыслы 
досужего ума. Ибо создаваемые человеком вещи обретают свой настоящий смысл 
только в те времена, когда они создаются.
Но у нас дома, в кладовой, хранится еще и старинное кимоно. И когда я смотрю на 
прочный тяжелый шелк, на ослепительные краски, чуть потускневшие и приобретшие 
с годами удивительную теплоту и мягкость топа, я не только восхищаюсь, но и 
вижу тонкие усталые пальцы Такэ, которые соткали этот шелк нить за нитью, 
узором.
Глаза Такэ! Передо мной всплывает ее блестящие глаза, освещенные тусклым 
пламенем керосиновой лампы, смотрят печально, а губы шепчут: «Нет! Никогда…» И 
меня вдруг охватывает безумие. А если… если… Но нет, невозможно. Человек не 
может быть своим собственным прадедом. Но я думаю о безвестном отце моего деда, 
моего деда, который женился на бабушке и взял фамилию Кимура и имя Сануэмон 
младший…




Саке Комацу
Новый товар


Репродуктор в зале ожидания громко объявил: — Просим следующего. Номер двадцать 
четвертый, пройдите пожалуйста!
Морита поднялся с кресла.
Не разжимая губ, очень тихо, почти шепотом он сказал:
— Шеф, начинается.
Во рту у Мориты находился микроскопический микрофон-передатчик, вмонтированный 
в зуб мудрости. Такой же маленький приемник был скрыт в волосах за правым ухом. 
В приемнике прозвучал голос его шефа, начальника секретариата компании 
электроприборов.
— Держись, Морита, — сказал шеф.
Начальник секретариата находился в здании напротив завода. Там, на четвертом 
этаже, он временно снимал комнату.
Морита подобрался, как перед прыжком в воду, и перешагнул через порог комнаты, 
на двери которой висела табличка «Испытательная». Он очутился в просторном 
помещении, сиявшем белизной, где блестели яркие металлические части каких-то 
сложных приборов. За столом сидел экзаменатор, рядом стояли его помощник и 
медсестра в белых халатах.
— Хаяси Тосиюки, — сказал экзаменатор, глядя в анету, — двадцать семь лет, 
холостой, родсивенников нет… Все правильно?
— Так точно, все правильно, — кивнул Морита.
Каждое его слово через мини-передатчик передавалось шефу. Этот чувствительный 
прибор улавливал не только слова, сказанные вслух, но и малейшие колебания 
голосовых связок, которые было невозможно воспринять обычным путем. Таким 
образом, Морита мог беспрепятственно общаться со своим шефом.
Морита ответил на несколько простых вопросов. Затем на его голову наложили 
специальную повязку, соединеинную множеством проводов с аппаратом. Процедура 
известная — испытание умственных способностей. Морита постарался, чтобы 
показатель не был очень высоким. На данных испытаниях проходным баллом являлась 
золотая середина.
— Хорошо, — сказал экзаменатор, взглянув на шкалу измерителя, — приступим к 
следующему испытанию.
— Это, кажется, что-то новое, — услышал Морита голос шефа. — Не знаешь, что они 
придумали?
— Понятия не имею. Подключают провода к запястью.
— Уж не детектор ли лжи? — в голосе шефа послышалась тревога. — Как бы не 
разоблачили!
— Ничего, как-нибудь выдержу. Если появится потребность говорить правду, тут же 
автоматически сработает самогипноз. Так что не беспокойтесь, шеф… Секундочку… 
знаете, это что-то другое. На детектор лжи не похоже…
— Приготовились? — сказал экзаменатор.
Начальник секретариата напряженно прислушивался и время от времени поглядывал в 
окно на заводское здание. Вдруг в его наушниках раздался оглушительный треск, 
от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, потом все смолкло, 
связь с Моритой оборвалась.
— Сопротивляемость электрошоку 608, - сказал врач бесстрастным тоном. — Пришел 
в себя очень быстро — коэффициент восстановления 7. Отличные показатели. 
Удивительно здоровый организм.
Морита закусил губы от нестерпимой боли. Его била дрожь. Электрошок был очень 
сильным.