стоятельный мир… Естественно, мы не можем точно предвидеть ход 
событий. Быть может, колебание в полях притяжения повлечет за собой 
соприкосновение двух миров, и тогда… Впрочем, оставим судить об этом потомкам…
Итак, кошмар кончился. Прошлое стало прошлым, а настоящее настоящим. Правда, 
пьеса была не доиграна и занавес опустился посреди первого акта. Но лично я об 
этом не жалел. Да и, наверно, вся здравомыслящая часть населения согласилась бы 
со мной. Осенью в Японии открылась очередная всемирная Олимпиада, и наши 
чемпионы, как мы и предполагали… Впрочем, это совсем уже другая история.
Постепенно буря стихала. Па наших улицах не появлялись больше воинственные 
самураи с прическами тенмагэ, а наши искатели приключений не рвались на «ту 
сторону», в гости к предкам. Конечно, спокойствие наступило не сразу. Некоторое 
время газеты еще продолжали охать и ахать по поводу неиспользованных 
возможностей и утраты контактов между двумя мирами, контактов одинаково ценных 
для них — прогресс, внедрение соврет менных достижении науки — и для нас — 
изучение живой истории, спасение культурных ценностей и многое другое. Но 
прошло несколько недель, и все вздохнули с облегчением. Еще бы — не надо больше 
ломать голову — что-то будет…
Люди смотрели на привычный мир удивленными глазами. Так бывает после страшного 
тайфуна или землетрясения: как странно, я уцелел и моя земля тоже уцелела… 
Знакомые при встречах особенно сердечно пожимали друг другу руки и, обмениваясь 
обычными замечаниями о погоде и здоровье близких, как бы вскользь говорили: «А 
помните, когда „туда“ отправилась очередная экспедиция, я сказал — хорошо бы…» 
Короче, у всех, оказывается, возникали гениальные мысли по этому поводу, но 
общественность в свое время к ним не прислушалась… Впрочем, вскоре исчезли и 
эти маленькие водовороты, оставшиеся после бури, и жизнь в Японии стала тихой и 
спокойной как гладь лесного озера. Так уж устроен человек: все забывается, даже 
война…
Но всякое событие оставляет хоть какой-нибудь след в жизни человеческой. 
Лазейка в эпоху Эдо закрылась, но следы нашего мира глубоко отпечатались на той 
земле. Нет, я выражаюсь в данном случае не фигурально, я имею в виду конкретные 
следы, оставленные подошвами моих современников у входа в пещеру, по ту сторону.
 Несколько человек не успели вернуться, когда капризные поля притяжения 
захлопнули дверцу между двумя столетиями. Разумеется, я не видел этих 
несчастных путешественников, навсегда отрезанных от родной земли, но легко мог 
себе представить, как они в полном отчаянии рвались в пещеру и выскакивали 
обратно в тщетной надеждe увидеть ставшие вдруг такими родными лица членов 
самообороны и полицейских… Что-то с ними будет? Не меньшую жалость вызывала и 
довольно многочисленная группа самураев, оставшаяся у нас. Двое покончили жизнь 
самоубийством, сделав себе харакири. Четверо потеряли рассудок и теперь 
прозябают в психиской клинике. Наиболее спокойные и рассудительные из самураев 
смирились со своей участью и решили влиться в современную жизнь. Некоторые 
читают лекции о нравах и обычаях эпохи Эдо, некоторые устроились на работу в 
музеи национальной культуры. Кое-кто стал заняться духовным воспитанием 
молодежи. Они не носят больше прическу тенмагэ и по внешнему виду ничем не 
отличаются от прочих граждан. Но где бы они ни находились, что бы ни делали, 
прошлое столетие живет в их сердцах и накладывает отпечаток неизгладимой печали 
на мир, ставший для них теперь реальным. Раз в месяц они собираются вместе и 
громко возмущаются теперешней Японией, павшей так низко в нравственном 
отношении, и предаются грезам о родной стороне, о давно мертвых, оплакивают 
своих близких.
Наша деревня Кэдзири опять превратилась в тихую, ничем не примечательную 
деревню. Никто больше не хотел купить нашу гору, за которую еще совсем недавно 
давали три миллиарда. Бабушка что-то очень сдала за последнее время. Ее 
неукротимая энергия угасла. Целыми днями бабушка сидела на галерее и смотрела 
на гору. Наверно, тосковала. Мир детства не давал ей покоя. А может быть, 
вспоминала приемного отца Сануэмона. Девочка Умэ, которую дальний родственник 
взял на воспитание в богатый дом, была обогрета и обласкана и обожала Сануэмона 
Кимура. Но это длилось недолго: она рано потеряла человека, ставшего ее вторым 
отцом. И теперь ей было суждено потерять его во втором раз. А я…
Я, очевидно, принадлежал к числу тех немногих, в ком это происшествие оставило 
неизгладимый след. Мне был разрешен свободный проход на ту сторону, и я бывал 
там почти каждый день. И теперь страшная жизнь деревни эпохи Эдо преследовала 
меня как кошмар. Просыпаясь но ночам, в холодном поту, я видел нечто 
бесформенное надвигавшееся на меня. На безобразном тускло-сером теле 
расплывалось черное пятно. Оно становилось все больше, все чернее, отделялось 
от тела, плыло по воздуху и входило в мою душу. И я начинал понимать, что 
жуткое черное пятно — это та деревня…
Утром я выходил из дома и смотрел на нашу деревню. Какая мирная, ничем не 
омраченная картина! Выкрашенное веселенькой светлой краской здание 
сельскохозяйственной кооперации, дома крестьян, чистые, удобные, почти на 
каждой крыше телевизионная антенна, с полей доносится равномерное стрекотание 
самоходного комбайна, кругом резвится детвора, вон какая-то бабка вышла на 
улицу, скликает кур, лицо у нее полное, сытое, добродушное и ленивое. И все это 
благополучие выросло из той нищеты, серости и убожества?! Нет, нет, как бы ни 
светило солнце, какими бы яркими ни были краски, все равно за всем этим стоит 
черный призрак прошлого. Сколько еще поколений должно смениться, какие 
преобразования должны произойти, чтобы этот призрак развеялся навсегда? А вдруг 
прошлое оживет и с яростью одержимого вонзит свои страшные кривые когти в 
настоящее?..
Случайное стечение обстоятельств, происшествие с пещерой навели меня на эти 
мысли, и