существа, тогда все остальное не важно. 
Можно продолжать петь и перед лицом наступающей смерти. Можно продолжать песню, 

даже когда вас убивают, можно 
убить ваше тело, но не вашу песню. Ваша песня вечна, ибо она беспричинна.
     Запомните этот жизненный закон: имеющее причину не может быть вечно, 
имеющее причину - неизбежно временно. 
Когда исчезнет причина, исчезнет и оно; оно - побочный продукт. Необусловленное,
 
беспричинное пребудет вечно; нет 
ничего, что может его разрушить. Тело ваше умрет, оно причинно; причина этому - 

встреча ваших родителей. Тело ваше 
умрет; оно было обусловлено однажды, оно получило энергию, некий жизненный 
импульс, но однажды все кончится. Вы 
умираете каждый день и однажды просто исчезнете.
     Но все ли это, что у вас есть? Все ваше существо в этом? Нет ли в вас 
чего-
то еще? Есть нечто, что было до вашего 
рождения и пробудет после вашего исчезновения. Когда вы умрете, останется 
бывшее 
прежде вашего рождения - 
беспричинное.
     Поэтому даосы не верят в то, что Бог создал мир, что Бог создал человека, 
что Бог создал душу, она была бы причинна, и 
ад, следовательно, однажды исчезнет, в каком бы отдаленном будущем это ни 
случилось - не важно. Если у мира была 
причина, а человек был создан, то однажды мир и человек снова исчезнут. Даосы 
говорят: "Вечное, не созданное, не 
имеющее причины..." У них нет создателя. Никто, можно сказать, не достиг такой 
вершины понимания, как даосы. Рядом с 
ними другие религии кажутся еще зелеными. Даосская зрелость столь огромна, 
блещет таким великолепием, такой глубиной 
и высотой, что прочие религии проигрывают по сравнению с ней; они выглядят 
школами для маленьких детей. Они созданы 
для детей, вот почему Бог - "отец"; дети не могут быть независимыми, им нужен 
отец. Если у вас нет живого отца, вам нужен 
отец на небе, чтобы направлять вас, так как вы еще недостаточно зрелы, вы не 
можете быть сами по себе, вам надо на кого-
нибудь опереться.
     У даосов нет понятия Бога. Это не значит, что они безбожники; они ближе 
всех к Богу, но у них нет понятия Бога. 
Существования достаточно. Нет творца, нет творения - есть вечность. Это всегда 
было, это всегда будет. Раз сочетавшись с 
вечной непрерывностью в вас, не о чем больше печалиться.
     Вы вечны, вы бессмертны, для вас нет смерти, потому что не было никакого 
рождения. Вы не созданы, вас нельзя 
уничтожить. Каковы бы ни были внешние обстоятельства, ярко сияет ваш внутренний 

свет и льется песня.
     Конфуций, идущий тогда в Вэй, увидел его издалека. Обернувшись к ученикам,,
 
он сказал: "С этим стариком, видно, стоит 
поговорить. Надо кому-нибудь пойти и узнать, что он может сказать".
     Конфуций ищет знаний, он всегда ищет того, кто может ему что-то сказать, 
всегда готов заимствовать знания. Так 
действует интеллект: все, что у него есть - заимствованное. Он никогда не 
заглядывает внутрь, он все озирается: "Если у 
кого-то есть, я пойду и спрошу". Интеллект подражателен, механичен, похож на 
попугая;
     знания для интеллекта - нечто, чему можно научиться. Он никогда не 
заглядывает в свое собственное существо, никогда 
не заглядывает в свое внутреннее сознание, никогда не пытается познать 
познающего. Он жаждет знаний - в этом вся 
разница. Даос не жаждет знаний, но он хочет знать: "Кто этот познающий? Что 
есть 
познаваемое?" Он хочет познать 
источник познания - то, откуда возникает сознание.
     Вот вы здесь, слушаете меня. В это мгновение вы можете быть либо 
конфуцианцем, либо даосом, одновременно это 
невозможно. Если вы меня слушаете и вам все интереснее, что я такое говорю, 
если 
вы нанизываете, наматываете на ус - вы 
конфуцианец. Но если, сидя здесь, слушая меня, ощущая мое присутствие, глядя в 
мои глаза, вы проникаете в сознание, 
которое в вас, возникает жгучий интерес, возникает вопрошение: "Кто я?" Это не 
значит повторять слова "кто я?", это 
устремление жажды, алкание: "Кто этот сознающий во мне? Что это сознающее во 
мне? Какова его природа? Каковы его 
свойства? Откуда он? Куда он?.." Когда возникает это страстное желание познать