|
- И что же ты будешь со мной делать, если не колоть? - с несколько игривой
интонацией поинтересовался дед.
- Я буду вас жечь, - в тон ему ответил я.
На счастье я прихватил с собой самодельные полынные сигареты. Я
последовательно прогрел все круглые шрамики, оставшиеся от контактного
прижигания травяными конусами. Эта процедура заняла много времени. Мы
разговорились, и старик объяснил мне, что он прибег к моим услугам потому, что
его личный врач был в отъезде.
Так на месяц я стал врачом дедушки Давы. Он так ни разу и не сказал мне, от
чего я должен был его лечить, но отметил, что от моего прижигания в его
состоянии наступило значительное улучшение.
С каждым новым сеансом дедушка Давы чувствовал себя все лучше и лучше, и по
мере выздоровления он становился все более приветливым и откровенным со мной.
Я начал дополнять прижигание полынной сигаретой массажем болезненных зон,
прорабатывать зоны шрамов нажатием с долгой задержкой руки, выполнять некоторые
другие манипуляции, совмещая несколько методов воздействия.
Старый кореец потчевал меня историями из своей жизни, а затем он неизменно
приглашал меня к столу, на котором нас среди прочих блюд неизменно поджидали
объемистые миски с черной и красной икрой.
Не выдержав, я однажды поинтересовался, откуда берется икра в таких
количествах, поскольку в то время купить икру в магазине было практически
невозможно, и дедушка Давы объяснил, что черную икру доставляют из Астрахани
его родственники, скрывая контрабандный товар в автомобильных шинах, поэтому
она и выглядит помятой. Не знаю, говорил ли это дедушка Давы в шутку или
всерьез, да, честно говоря, меня это и не беспокоило. Больше всего на свете мне
хотелось познакомиться с личным лекарем старого корейца, который вскоре должен
был вернуться из своей поездки.
За столом дедушка Давы снова увлекался воспоминаниями. Он говорил неправильно
с уникальным, удивительно приятным акцентом, придававшим его речи особую
выразительность и очарование. Однажды он с энтузиазмом принялся рассказывать о
своей жизни во время Великой Отечественной войны. Выглядело это примерно
следующим образом:
- Ой, как было плохо! Шел война, был тяжелый период для нашей Родина. Народ
воевал, страна голодал. Люди плохо жили.
Неожиданно протяжно-жалостливые интонации его речи сменялись на бойко-веселые
с резким поднятием тона.
- Я хорошо жил, - говорил он, и темп его речи постепенно убыстрялся. - Я на
железный дорога работал. На один станция начальник русский, за все отвечай. Его
заместитель корейца ни за что не отвечай. Заместитель корейца лесом вагон с
верхом грузит. На второй станция начальник русский за все отвечай, а его
заместитель корейца ни за что не отвечай. На второй станция заместитель корейца
верхушка леса снимай. Хорошо жил...
На столе одно блюдо сменяло другое, на смену воспоминаниям о войне приходили
воспоминания более приятные...
- Один девушка любовница дом подарил, - вещал дедушка Давы, мечтательно
закатывая глаза. - Сорок тысяч!
Сделав выразительную паузу, чтобы мы по достоинству оценили его щедрость,
старик, неожиданно спохватившись, что его могут неправильно понять,
многозначительно добавил:
- Новый деньга!
Дедушка Давы обвел взглядом наши лица, выражающие подобающее случаю восхищение,
и продолжил свой рассказ:
- Второй девушка любовница дом подарил. Тридцать тысяч! Новый деньга! Один
мальчик сиротка бегал по двору, мама погиб, папа погиб, дал двадцать тысяч на
его воспитание, новый деньга. Теперь большой человек - председатель обкома.
Дедушка Давы явно перепутал должности, и ему казалось, что "председатель"
звучит солиднее, чем "секретарь".
- К себе в край зовет, - между тем продолжал кореец. - Говорит - ни в чем
нуждаться не будешь!
Из рассказов дедушки Давы я узнал, что он был весьма уважаем в тесном кругу
корейских семей. В своем роде он был местным "капо де тутти капи" (*) , если
проводить аналогии с "Крестным отцом", но, естественно, в его случае в условиях
Советского Союза сфера действий корейского "капо" по большей части
ограничивалась экономической деятельностью, хотя за многословием экзотичного
старика нередко угадывалось нечто, о чем он предпочитал не распространяться. В
чем-то жизнь корейской общины напоминала мне рассказы Учителя о выживании клана
Спокойных среди чуждых им народов. Община жила по своим собственным законам,
стараясь по мере возможности избегать столкновений с коренным населением и
правоохранительными органами, гибко и разумно приспосабливаясь к
обстоятельствам.
Дедушка Давы твердой рукой регулировал жизнь общины. Большинство корейских
семей зарабатывало на жизнь, выращивая ранние арбузы, лук, овощи и фрукты на
частных огородах или на взятых в аренду у государства землях. От дедушки Давы
зависело, куда каждая из семей поедет продавать свою сельхозпродукцию. Старик
распределял места так, чтобы у всех семей был приблизительно равный доход и
чтобы никто никому не мешал в торговле на рынке. Великолепно зная ситуацию на
всех основных рынках Советского Союза, дедушка Давы руководил делами так, что
община процветала. Конечно, иногда случались и неприятные инциденты, вроде
столкновений с конкурентами кавказского происхождения, но мудрый патриарх
ухитрялся улаживать и эти проблемы.
|
|