я пристально и отрешенно. Неожиданно он 
сказал:

– Вспомни меня собой.

– Как это?

– Вспомни меня собой.

Я застыл неподвижно так же, как и он, и вдруг понял, что он хочет, чтобы я 
прочитал его воспоминания. Глядя в его узкие глаза с пульсирующими зрачками, я 
попытался представить, что я – это он, сливаясь с ним и входя в него через 
взгляд. Вдруг окружающий мир исчез, и я оказался в каком-то сарае с широкими 
щелями в стенах. Сквозь щели был виден лес, непохожий на те леса, в которых я 
бывал прежде. Я понял, что это тропический лес.

Голова немного кружилась. Перед глазами проносились какие-то туманные образы. Я 
заметил, что лежу на узкой деревянной кровати, сквозь щели кое-где 
просовывались листья растений. Теплый ветер гулял по сараю. На полу валялся 
какой-то большой сверток. Я не знал, что в нем находится. Мое внимание привлек 
открытый дверной проем. Я попытался встать и не смог. Тогда я представил, что 
мое сознание расширяется, минуя дверной проем и устремляясь наружу. Неожиданно 
дверной проем метнулся мне навстречу, и я оказался на улице, двигаясь по 
каким-то тропинкам. Я не чувствовал своего тела. Я знал, что двигаюсь, 
поскольку мне навстречу неслись деревья, трава и потоки влажного теплого 
воздуха. Вдали мелькнула лента реки, за ней возвышались небольшие пологие горы, 
покрытые пышной тропической растительностью.

Я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечи. Видение исчезло.

– Ты видел этот лес? – донесся до меня голос Ли.

– Да, Учитель.

– Ты видел это жилище?

– Да, Учитель.

– Вот тебе еще одно применение медитации воспоминания. Она нужна для того, 
чтобы ощутить себя другими людьми, – будничным голосом сказал Ли. – Когда ты 
научишься хорошо это делать, ты всегда сможешь представить себя на месте 
другого человека и понять его боль, его желания, его хитрости. Ты сможешь 
вспомнить то, что помнит этот человек, если достигнешь вершины четвертой 
ступени.

– О каких ступенях ты говоришь?

– Еще рано разговаривать об этом, – как-то вяло сказал Ли.

Мне показалось, что он устал, хотя я не мог представить его уставшим.

Мы шли молча, неторопливо, не мешая друг другу. Меня охватило чувство 
спокойствия и умиротворения. Я подумал о том, как прекрасно идти рядом с таким 
удивительным человеком, дарующим мне хотя и ненужные, но такие прекрасные 
знания о себе и о мире.

– Как это ненужные? – вдруг с наигранным возмущением спросил Ли.

– Ты что, подслушиваешь мои мысли?

– Ну что ты, подслушивать нехорошо. Да и какая разница, откуда я знаю. Может 
быть, ты просто говоришь вслух, – хихикнув, сказал он.

– Я подумал о том, что для повседневной жизни в принципе не нужны все эти 
ухищрения и тренировки. И мне кажется, что для рукопашного боя не требуется 
такое количество медитаций.

– Все зависит от того, что ты хочешь построить и как собираешься жить. Можно 
жить в хижине и быть довольным жизнью. Можно жить во дворце и быть несчастным. 
При этом ты можешь управлять или не управлять своими эмоциями. Более того, ты 
можешь быть счастливым и не знать об этом, или же ты можешь быть несчастным и 
даже об этом не догадываться. Ты можешь довольствоваться тем, что у тебя было, 
и может случиться так, что ты был абсолютно счастлив, не зная истины, но со 
временем, познав истину, ты будешь жалеть себя, счастливого тогда, предпочитая 
быть несчастным с истиной, чем невежественным, но счастливым.

Что-то неуловимое промелькнуло в моем сознании. Это напоминало то, что японцы 
называют сатори, момент просветления, и я вдруг осознал то, что хотел сказать 
Учитель этими туманными фразами. Я понял, для чего нужен процесс познания 
искусства как такового. Процесс был так же