м.

Я расслабился и, прикрыв глаза, воссоздал ощущения ужаса от происходящего во 
дворе убийства. Прежние чувства захлестнули меня, и я вновь превратился в 
трехлетку, наблюдающего за садистами-мальчишками. Опять я обнаружил в себе два 
сознания – ребенка и взрослого. Взрослое сознание сфокусировалось на мальчишках.
 Я слушал их слова, впитывал в себя их эмоции. Сознание ребенка отключилось, и 
теперь только сегодняшний я находился в крохотном детском теле, начиная 
подражать мимике, телодвижениям и интонациям мальчишек.

Неведомые мне раньше любопытство, наслаждение и возбуждение прорастали в моей 
душе, заглушая мои собственные чувства. Я не сопротивлялся, помня, что мне 
достаточно сделать шаг назад, чтобы снова стать самим собой. На мгновение меня 
окутала темнота, и я понял, что нахожусь в другом теле. Я был гораздо выше, 
агрессивнее и сильнее. В руке я сжимал окровавленный нож, глядя на изрезанного, 
окровавленного, с выколотыми глазами кота. Кот еще дышал. Он уже не мог кричать,
 а только тихо хрипел. Волна оргазмических ощущений, возникшая в половых 
органах, заставила напрячься мой член, а затем, стремительно рванувшись вверх, 
разбилась о макушку головы и разлилась по телу, заставив каждую его клеточку 
трепетать от наслаждения. Запах крови пьянил меня. Я казался себе небожителем, 
держащим с своих руках ключи от жизни и смерти. Взрезая кожу и мясо кота, я 
приближался к самому великому таинству на земле – к тому неведомому убежищу, 
где скрывалась сама жизнь, сама душа. Душа хотела уйти, и я был готов отпустить 
ее.

Одной рукой я прижал кота к земле. Воткнув нож ему в задний проход, я резким 
движением вспорол ему живот и вскрыл грудную клетку. Отвратительный запах 
изрезанных кишок ударил мне в ноздри, но почему-то он не был мне противен.

– Интересно, кто я сейчас – зверь или небожитель? – мелькнула мысль, на сей раз 
принадлежащая мне, а не мальчишке.

– Сделай шаг назад, – услышал я голос Учителя.

Автоматически я отступил и вновь очутился в своем детском теле, с ужасом и 
отвращением наблюдая за сценой убийства.

Содрогнувшись, я открыл глаза, и видение исчезло.

– Вспомни мыслеобраз наслаждения от убийства и соедини его с волевыми 
эманациями в упражнении «шаг вперед – зверь, шаг назад – человек». Когда ты 
будешь готов таким же образом убить котенка, ты дашь мне об этом знать.

Учитель достал из мешка котенка и сел на землю, поглаживая его. Рядом с собой 
он положил нож.

– Господи, неужели я все-таки это сделаю? – с ужасом подумал я, шагая вперед.

Мне было трудно сосредоточиться. Я воссоздал мыслеобраз, с каждым шагом вперед 
накручивая себя до истерического возбуждения. Энергетические потоки бушевали в 
дань-тянях и хаотически метались по телу. Агрессия и жажда убивать переполняли 
меня, стремясь выплеснуться наружу, но последний крохотный островок сознания 
удерживал меня от того, чтобы целиком отдаться всепоглощающему напору агрессии.

Собрав в кулак волю, я сконцентрировался на мысли, что у меня нет выбора и я 
должен отбросить все, что мне мешает. Холодная ярость поднялась изнутри, 
уничтожив последний островок человечности.

– Я готов, – сказал я Учителю и поднял нож.

– Возьми котенка, – приказал он.

Я взял котенка у него из рук. Несколько долгих секунд я смотрел на него. У меня 
не было выбора. Я поднес нож к его голове.

Резкий удар по руке выбил из нее оружие.

– Только такой дурак, как ты, мог подумать, что я позволю угробить котенка, 
который, тем более, принадлежит моему лучшему другу, – с выражением крайнего 
недовольства произнес Учитель.

Гримаса отвращения на его лице скорее подошла бы престарелой английской леди, 
активистке общества защиты животных, обнаружившей, что ее дворецкий на досуге 
обрывает крылышки у мух и лапки у пауков.

Облегчение, которое я испытал, было невозможно описать. Я закрыл лицо руками и 
захохотал. По моему лицу катились слезы.

– Молодец. Ты был готов сделать это. Выполни скоростной бой с тенью, – сказал 
Ли.

Всю силу накопившейся во мне агрессии и ярости я вложил в резкие короткие серии 
ударов. Я кричал, как сумасшедший, катался по земле, круша и ломая кусты. 
Теперь, когда передо мной не был