ишло время обеспечить мне алиби, то есть показаться на 
глаза начальству и побывать на работе. В этот день по неизвестной мне причине 
все высокопоставленные лица совхоза и какое-то районное начальство собрались, 
чтобы понаблюдать за ходом сельскохозяйственных работ.

Мне предстояло явиться в бригаду, к которой я был приписан, и изобразить бурную 
деятельность в качестве помощника бригадира. Утреннюю тренировку пришлось 
отменить, и я отдал ключи от спортзала ребятам, которые хотели позаниматься 
самостоятельно. Один из учеников предложил меня подбросить на поле на 
стареньком мотороллере.

Мотороллер, подпрыгивая на ухабах, промчался по извилистым тропинкам и наконец 
затормозил на асфальтированной дороге, разделяющей два поля. Картина, 
представшая передо мной, потрясла меня до глубины души. По силе эмоционального 
воздействия ее эффект можно было сравнить только с экстремальными ситуациями, 
намеренно создаваемыми Учителем для ломки стереотипов моих представлений о мире.


Дорогу перегораживал трактор с бочкой жидких удобрений, содержимое которой 
только что было вылито на поле, скорее напоминавшее болото. Несколько женщин, 
кажется их было шесть, работали в поле. До середины бедер погрузившись в слой 
холодной весенней грязи, они высаживали рассаду капусты. Чтобы достать до земли,
 они сгибались так, что их лица почти касались темной взбаламученной жижи. 
Отворачивая голову в сторону, женщины погружали руку до плеча, втыкая в землю 
рассаду.

Стоя на сухой асфальтовой поверхности, за этим каторжным трудом с одобрением 
наблюдала пара десятков добротно одетых мужчин. Я подошел к комсоргу совхоза, с 
которым меня успел познакомить Анатолий, и потихоньку спросил, кто эти люди. 
Помимо шоферов и трактористов, брезгливо перепрыгивающих по настеленным доскам 
с прицепа на прицеп, чтобы, не дай Бог, не испачкаться, там находились бригадир,
 парторг, агроном отделения, агроном по химзащите, а также представители обкома 
и горкома со своими шоферами, директор совхоза и уже не упомню кто еще. Мужчины 
ходили взад-вперед, придирчиво изучали рассаду и что-то обсуждали.

Я смотрел на шесть изможденных, выпачканных по шею в грязи существ, убивающих 
себя этой нечеловеческой работой, и меня поразил до абсурда нелепый контраст их 
согнутых фигур с мирно беседующими мужчинами, которые созерцали их труд с 
доброжелательным безразличием римских патрициев, посылающих рабов на съедение 
львам.

В тот момент рухнуло привитое с детства и до сих пор не подвергавшееся сомнению 
мое представление о справедливом устройстве социалистического общества и о 
радостях общественно полезного труда.

Я успел вернуться к вечерней тренировке, а утром отправился в леса 
Партизанского водохранилища на встречу с Учителем.

Повседневные дела не смогли погасить тягостного впечатления от увиденного. Я 
уже не был наивным юношей и успел повидать много тяжелых, неприятных и 
достаточно грязных сторон жизни, но они казались мне лишь частными случаями. Я 
разочаровывался в людях, но не в системе. Теперь мои идеалы рухнули. Я осознал, 
что система может безжалостно и равнодушно уничтожать личности множества людей, 
а слова о благородстве, гуманности и справедливости – всего лишь красивая 
сказка для дураков. Боль разочарования не проходила. Я чувствовал себя 
подавленным и несчастным, как после смерти близкого человека.

Несмотря на мои отчаянные попытки казаться веселым и невозмутимым, Учитель с 
первого взгляда распознал во мне черную вселенскую грусть.

– Ты похож на ребенка, который, развернув конфету, обнаружил внутри дохлую мышь,
 – прокомментировал он. – Что же ввергло тебя в столь мрачное состояние 
человека, познавшего горький вкус изнанки жизни?

Я попытался улыбнуться и пошутить в ответ, но улыбка вышла натянутой. Втайне 
стыдясь неспособности контролировать собственные чувства, я рассказал Ли об 
увиденном.

Некоторое время Учитель молчал, бросая на меня короткие взгляды, и я понимал, 
как его забавляет наблюдение за моей безнадежной борьбой с собственной печалью.

– Не нужно бороться, нужно осознавать, – наконец произнес он. – Бороться с 
собой – самое бессмысленное занятие, которое только можно придумать.

– Я просто пытаюсь контролировать свои эмоции, – стал оправдываться я.

– Борясь с собой, ты не улучшишь своего настроения, – покачал головой Учитель.
 – Эмоции нужно использовать, истощать и перенаправлять. Когда ты чувствуешь, 
ты не осознаешь. Когда ты осознаешь, ты не