этою книгою, написанной еврейскими буквами и рукою его самого, могли бы владеть 
наиболее религиозные люди; каковые также, с течением времени, получили ее от 
тех, кто предшествовал им. Но самую эту книгу они никогда не давали кому-либо 
переписывать, а ее текст они передавали одни по-одному, другие – по-другому»263.
 И далее он на этой же странице добавляет: «И случилось, что эта книга, будучи 
опубликованной одним последователем Манихея, по имени Селевк, который также 
фальшиво написал «Деяния Апостолов», выявила материал не для назидания, но для 
разрушения; и что эта (книга) была одобрена в синоде, к которому уши Церкви 
правильно отказались прислушиваться»264.
       Иероним сам допускает, что книга, подлинность которой он свидетельствует 
как написанной «рукою Матфея», тем не менее была книгой, которая несмотря на 
тот факт, что он переводил ее дважды, была почти непонятна для него, ибо она 
была сокровенна. Тем не менее Иероним хладнокровно относит все комментарии на 
нее, кроме своих собственных, к еретическим. Более того, Иероним знал, что это 
Евангелие было единственное подлинное, и все же он становится более ярым, чем 
когда-либо, в своем преследовании «еретиков». Почему? Потому что принятие его 
было равносильно прочтению смертного приговора установленной Церкви. «Евангелие 
от Евреев» было широко известно как 150] единственное признаваемое в течение 
четырех веков еврейскими христианами, назареями и эбионитами. И никто из 
последних не признавал божественности Христа265
       Эбиониты были первыми, самыми ранними христианами, чьим представителем 
являлся гностический автор «Clementine Homilies», и, как указывает автор 
«Supernatural Religion»266, эбионистический Гностицизм когда-то был чистейшей 
формой Христианства. Они были учениками и последователями ранних назареев – 
каббалистических гностиков. Они верили в Эонов, как керинфяне, и в то, что «Мир 
был сложен Ангелами» (Дхиан-Коганами), как об этом жалуется Епифаний («Contra 
Ebionitas»): «У Эбиона взгляды назареев, а форма керинфян». «Они решили, что 
Христос от семени человеческого», он сетует267. Таким образом опять:
       Эмблема Дан-Скорпион есть смерть-жизнь в символе , как скрещенные кости 
и череп ... или жизнь-смерть ... стандарт Константина, римского императора. 
Авель показан, что он Иисус, а Каин-Вулкан, или Марс, проткнул его. Константин 
был римский император, чьим богом войны был Марс, и римский солдат проткнул 
Иисуса на кресте...
       Но протыкание Авеля было завершением его союза с Каином, и это было 
подходяще под видом Марса Зародителя; отсюда двойной глиф – Марса-Зародителя 
(Озирис-Солнце) и Марса-Разрушителя (Меркурий, Бог Смерти, на египетском 
барельефе) в одном; означающий, опять-таки, первичную идею живого космоса или 
рождения и смерти, как необходимых для продолжения потока жизни268.
       Цитируем еще раз из «Разоблаченной Изиды»:
       Латинский крест совершенно христианской формы был найден высеченным на 
гранитной плите в Святилище Серапеума, и монахи не преминули заявить, что этот 
крест был высечен язычниками «в духе пророчества». По крайней мере, Созомен с 
торжествующим видом отмечает этот факт269. Но археология и символизм, эти 
неутомимые и непримиримые враги лживых претензий церковников, нашли в 
иероглифах надписи, окружающей изображение, по меньшей мере, частичное 
объяснение его значения.
       По Кингу и другим нумизматам и археологам, крест был 151] помещен там в 
качестве символа вечной жизни. Такой Тау, или египетский крест употреблялся в 
Вакхических и Элевзинских Мистериях. В качестве символа двойственной 
порождающей мощи он возлагался на грудь Посвященного после того, как его «новое 
рождение» было завершено, и мистики вернулись с крещения в море. Это был 
мистический знак, что его духовное рождение возродило и объединило его 
астральную душу с его божественным духом, и что он теперь готов вознестись в 
духе в благословенные обители света и славы – в Элевзинию. Тау был магическим 
талисманом и в то же время религиозной эмблемой. Он был принят христианами 
через гностиков и каббалистов, которые широко его применяли, как об этом 
свидетельствуют их многочисленные геммы. Эти, в свою очередь, получили Тау (или 
крест с рукояткой) от египтян, а Латинский Крест – от буддийских миссионеров, 
которые принесли его из Индии (где его можно найти и теперь) за два или три 
столетия до Р. X. Ассирийцы, египтяне, древние американцы, индусы и римляне 
имели его в различных, но очень незначительных видоизменениях формы. До самого 
последнего времени в средних веках он считался могущественным чудодейственным 
средством против эпилепсии и демонической одержимости, и «знак Бога живого», 
принесенный в видении Св. Иоанна Ангелом, поднявшимся с востока, чтобы 
«наложить печать на лбы слуг Господа нашего», был тот же самый мистический Тау 
– Египетский Крест. В живописи на стекле Св. Дионисия (Франция) этот ангел 
изображен отпечатывающим этот знак на лоб избранников; надпись гласит – SIGHUM 
TAY. В книге Кинга «Гностики» автор напоминает нам, что «этот знак обычно носит 
Св. Антоний, египетский отшельник»270. Каково было действительное значение Тау, 
это поясняют нам христианский Св. Иоанн, египетский Гермес, и индусские брамины.
 Уж слишком очевидно, что, по крайней мере, у апостола, он означал 
«Непроизносимое Имя», так как он называет этот «знак Бога живого» несколькими 
главами дальше271 «именем Отца, написанным на их лбах».
       У Брахатмы, главы индусских Посвященных, имелись на головном уборе два 
ключа, помещенных крестообразно – символ раскрытой тайны жизни и смерти; и в 
некоторых буддийских пагодах Татарии и Монголии вход в помещение внутри храма, 
обычно содержащий лестницу, которая ведет во внутреннюю дагобу272, и портики 
некоторых Прачид273 украшены крестом, образованным двумя рыбами, каковые также 
находимы на некоторых буддийских зодиаках. Нам совсем не следует удивляться, 
узнав, что священная эмблема в гробницах в катакомбах Рима «Vesica Piscis»