будем изучать этот вопрос беспристрастно, мы вскоре поймем, что этики, 
проповедоваемые Готамой, Платоном, Аполлонием, Иисусом, Аммонием Саккасом, и 
его учениками, все были обоснованы на одной и той же мистической философии, что 
все они поклонялись одному божественному Идеалу, независимо от того, считали 
они его «Отцом» человечества, который живет в человеке, как человек живет в Нем,
 или же Непостижимым Творческим Принципом. Все они вели Богоподобные жизни. 
Аммоний, говоря о своей философии, учил, что их школа ведет свое начало со дней 
Гермеса, который принес свою мудрость из Индии. Это было полностью то же самое 
мистическое созерцание, как у йогов: общение брамина со своим собственным 
сияющим Я – «Атманом»236.
       Таким образом показано, что основа Эклектической Школы тождественна с 
доктринами йогов – индусских мистиков; доказано, что они имеют общее 
происхождение из того же источника, что и ранний Буддизм Готамы и его Архатов.
       Непроизносимое Имя, в поисках которого так много каббалистов – не 
знакомых ни с одним из восточных или даже западных Адептов – напрасно тратят 
свои знания и жизни, обитает латентным в сердце каждого человека. Это волшебное 
имя, которое, согласно самым древним оракулам, «устремляется в бесконечные миры,
 ????????? ?????????, может быть обретено двояко: путем регулярных посвящений 
или через «слабый голос», который Илия услышал в пещере Хореба, горы Бога. И 
«когда Илия услышал его, он закутал лицо в свой плащ и встал у входа в пещеру. 
И вот раздался этот голос».
       Когда Аполлоний Тианский желал услышать «слабый голос», он обычно 
закутывался весь целиком, в плащ из тонкой шерсти, на который он помещал обе 
свои ступни, после совершения неких магнетических пассов, и произносил не «имя»,
 а призыв, хорошо известный каждому адепту. Затем он натягивал плащ поверх 
головы и лица, и его полупрозрачный или астральный дух был свободен. В обычной 
жизни он носил шерстяную одежду не больше, чем жрецы храмов. Обладание 
сокровенной комбинацией «имени» давало Иерофанту верховную власть над каждым 
существом, человеческим или другим, стоящим ниже его самого по силе души237.
       133] К какой бы школе он не принадлежал, несомненным остается тот факт, 
что Аполлоний Тианский оставил за собою бессмертное имя. Сотни трудов были 
написаны об этом удивительном человеке; серьезно обсуждали его историки; 
претенциозные глупцы, не будучи в состоянии прийти к какому-либо заключению по 
поводу этого Мудреца, пытались отрицать само его существование. Что касается 
Церкви, то она, хотя и проклинает его память, всегда стремилась представить его,
 как историческое лицо. Ее политика теперь, кажется, заключается в том, чтобы 
оставленное им впечатление направить по другому каналу – это известная и очень 
старая стратегия. Иезуиты, например, признавая его «чудеса», пустили в ход два 
потока мысли, и они были успешны, как во всем, что они предпринимают. Одна из 
партий обрисовывает Аполлония, как послушного «посредника Сатаны», окружая при 
этом его теургические силы самым чудесным и ослепительным блеском, тогда как 
другая партия заявляет, что все это рассматривает, как ловкую выдумку, 
написанную, имея в виду заранее определенную цель.
       В своих многотомных Мемуарах о Сатане маркиз Де Мирвилль по ходу своих 
выступлений за признание врага Бога в качестве творца спиритуалистических 
феноменов, посвящает целую главу этому великому Адепту. Нижеприведенный перевод 
отрывков из его книги раскрывает весь этот заговор. Просим читателя не забыть, 
что каждый труд маркиза написан под покровительством и по уполномочиям папского 
престола в Риме.
       Было бы оставлением картины первого века неполной и нанесением 
оскорбления памяти Св. Иоанна, если бы мы обошли молчанием имя человека, 
который имел честь быть его особенным противником, как Симон был противником Св.
 Петра, Элимас – Павла, и т. д. В первые годы христианской эры, ...в Тиане, в 
Каппадокии появился один из тех необычных людей, которыми так обильна была 
Пифагорейская школа. Великий путешественник, как и его учитель, посвященный во 
все тайные доктрины Индии, Египта и Халдеи, наделенный поэтому всеми 
теургическими силами древних магов, он изумлял, по очереди, все страны, которые 
он посещал и которые – наш долг это признать – кажется, благословляют его 
память. Мы не можем сомневаться в этом факте, не вступая в противоречие с 
подлинными записями истории. Подробности его жизни переданы нам историком 
четвертого века (Филостратом), который сам переводил дневник – куда день за 
днем заносились события жизни этого философа – написанный Дамисом, его учеником 
и близким другом238.
       Де Мирвилль допускает возможность некоторых преувеличений как со стороны 
ведущего дневник, так и со стороны переводчика; но он «не думает, что они 
занимают много места в повествовании». Поэтому он сожалеет, обнаружив, что 
аббат 134] Фреппель «в своих прекрасных «Очерках»239 называет дневник Дамиса 
выдумкой». Почему?
       (Потому) что оратор основывает свое мнение на совершенном сходстве – 
рассчитанном, как он думает – этой легенды с жизнью Спасителя. Но изучая данный 
предмет более глубоко, он (аббат Фреппель) может убедиться, что ни Аполлоний, 
ни Дамис, ни даже Филострат никогда не претендовали на б?льшую честь, чем 
уподобиться Св. Иоанну. Эта программа сама по себе была достаточно увлекательна 
и пародия достаточно скандальная, так как Аполлонию, благодаря магическим 
искусствам, удалось уравновесить, по внешнему виду, несколько чудес в Эфесе 
(сотворенных Св. Иоанном) и т. д.240
       Anguis in herba показала свою голову. Именно совершенное, удивительное 
сходство жизни Аполлония с жизнью Спасителя ставит Церковь между Сциллой и 
Харибдой. Отрицать жизнь и «чудеса» первого значило бы отрицать достоверность 
свидетельств тех же самых апостолов и писателей – отцов Церкви, на