свидетельствах которых построена жизнь самого Иисуса. Приписывать благотворные 
деяния этого Адепта, такие как совершенные им воскрешения мертвых, поступки 
милосердия, его способность исцелять больных и т. п., «древнему врагу», на этот 
раз было бы довольно опасно. Отсюда стратегия – спутать представления тех, кто 
полагается на авторитеты и критиков. У Церкви зрение гораздо острее, чем у 
любого из наших великих историков. Церковь знает, что отрицание существования 
этого Адепта повело бы ее к отрицанию императора Веспазиана и его историков, 
императоров Александра Севера и Аурелиана и их историков, и, наконец, к 
отрицанию Иисуса и всякого свидетельства о Нем, подготавливая таким образом 
свое стадо, наконец, к отрицанию самой себя. Становится интересно узнать, что 
она в этом критическом положении говорит через свой избранный рупор – Де 
Мирвилля. Она говорит следующим образом:
       Что же тут такого нового и невозможного в повествовании Дамиса 
относительно их путешествия в страны халдеев и гимнософов?– он спрашивает. 
Прежде чем отрицать, постарайтесь припомнить, что представляли в те дни эти 
страны чудес par excellence, и также свидетельства таких людей, как Пифагор, 
Эмпедокл и Демокрит, про которых следовало бы думать, что они знали, о чем 
писали. В конце концов, в чем мы можем упрекнуть Аполлония? В том ли, что он 
произнес – как произносили Оракулы – ряд пророчеств и предсказаний, 
исполнившихся чудеснейшим образом? Нет; ибо, лучше изучивши, теперь мы знаем, 
что они такое241. Оракулы теперь стали для нас тем, чем они были для каждого 
135] в течение прошлого века, от Ван Дэйла до Фонтенелла. В том ли, что он 
обладал вторым зрением и имел видения на далеких расстояниях?242 Нет; ибо такие 
феномены в настоящее время свойственны половине Европы. В том ли, что он 
хвастался, что знает все языки, какие только существуют под солнцем, хотя 
никогда ни одного из них не учил? Но кто же не знает того факта, что это 
является лучшим критерием243 присутствия и помощи духа, какого рода он бы ни 
был? В том ли, что он верил в переселение (реинкарнацию)? Но в это все еще 
верят (миллионы) в наши дни. Никто не имеет представления о количестве ученых, 
которые хотели бы восстановить Религию друидов и Мистерии Пифагора. Или в том, 
что он изгонял демонов и чуму? Это и прежде делали египтяне, этруски и все 
римские папы244. В том ли, что он беседовал с умершими? Сегодня мы делаем то же 
самое или верим, что делаем; это все одно и то же. В том ли, что он верил в 
существование эмпуз? Где тот демонолог, который не знает, что эмпуз есть «южный 
демон», упоминаемый в «Псалтыре» Давида, и которого страшились как тогда, так и 
теперь, во всей Северной Европе?245 В том ли, что по собственному желанию он 
мог стать невидимым? Это одно из достижений месмеризма. В том ли, что после 
(предполагаемой) своей смерти, он явился императору Аурелиану над городскими 
стенами Тианы и этим заставил его снять осаду города? Такова была миссия 
каждого героя, перешедшего в загробную жизнь, и это была причина, почему люди 
поклонялись манам246. Или в том, что он спустился в знаменитую пещеру Трофония 
и вынес оттуда старую книгу, которая после этого долго хранилась императором 
Адрианом в его библиотеке в Антиуме? Достоверный и трезво рассуждающий Павзаний 
спустился в ту же самую пещеру до Аполлония и возвратился оттуда не менее 
верующим. В исчезновении после смерти? Да, подобно Ромулу, подобно Вотану, 
подобно Ликургу, подобно 136] Пифагору247, всегда при весьма таинственных 
обстоятельствах, всегда сопровождаемых привидениями, откровениями и т. п. 
Остановимся и повторим еще раз: если бы жизнь Аполлония была просто выдумкой, 
он никогда не достиг бы такой известности в течение своей жизни и не создал бы 
такой многочисленной секты, оставшейся полной энтузиазма после его смерти.
       И добавим к этому, если бы все это была выдумка, никогда Каракалла не 
стал бы возводить hero?n в его память248, и Александр Север не поместил бы его 
бюст между бюстами двух Полубогов и истинного Бога249, и не переписывалась бы 
императрица с ним. Едва отдохнув от лишений осады Иерусалима, Тит не торопился 
бы поскорее написать Аполлонию письмо, прося его встретиться с ним в Аргосе, 
добавляя при этом, что его отец и сам он (Тит) всем обязаны ему, великому 
Аполлонию, и что поэтому первой его мыслью была мысль об их благодетеле. И не 
построил бы император Аурелиан храма и алтаря этому великому Мудрецу в 
благодарность за его появление у Тианы и сообщение. Эта posthumous беседа, как 
всем известно, спасла этот город, поскольку вследствие этого Аурелиан снял 
осаду. Далее, если бы все это было выдумкой, то в истории не было бы 
свидетельства Вописка250 – наиболее достоверного из языческих историков. 
Наконец, Аполлоний не стал бы предметом восхищения со стороны такой благородной 
личности, как Эпиктет, и даже некоторых из отцов Церкви; Иероним, например, в 
свои лучшие моменты так писал об Аполлонии:
       Этот путешествующий философ, куда бы он ни поехал, везде находил что-то, 
чему учиться, и, извлекая пользу отовсюду, он таким образом становился 
совершеннее с каждым днем251.
       137] Что касается его чудес, то, не желая вдаваться глубже, Иероним, 
бесспорно признает их таковыми, чего он никогда не стал бы делать, если бы он 
не был принужден к этому фактами. В заключение скажем, что если бы Аполлоний 
был просто героем выдумки, драматизированным в четвертом веке, то жители Эфеса, 
преисполненные восторженной благодарности за те благодеяния, какие он для них 
совершил, не воздвигли бы ему золотой статуи252.

138]
ОТДЕЛ XVIII
ФАКТЫ, ЛЕЖАЩИЕ В ОСНОВАНИИ БИОГРАФИЙ АДЕПТОВ
       Дерево познается по плодам, натура Адепта – по его словам и деяниям. Эти 
слова милосердия и сострадания, благородный совет, исходящий из уст Аполлония