в боевом порядке, сейчас, как и тогда. Руководимые слепым консерватизмом, 
самомнением и предрассудком, они постоянно на дозоре, готовые удушить каждую 
истину, которая, просыпаясь после ее векового сна, стучится к допущению. Таково 
было положение вещей с самого времени, когда человек стал животным. И что это в 
каждом случае приносит моральную смерть выявляющим на свет эти старые, старые 
истины, так же верно, как и то, что это дает жизнь и возрождение тем, кто 
способны воспользоваться даже тем малым, что сейчас разоблачается для них.


        320]
ЧАСТЬ II
ЭВОЛЮЦИЯ СИМВОЛИЗМА

ОТДЕЛ I
СИМВОЛИЗМ И ИДЕОГРАФЫ
       «Не есть ли символ для имеющего очи всегда, более или менее, ясное 
откровение Богоподобного?… Во всем… мерцает нечто присущее Божественной Мысли. 
Нет, даже высшее знамение, которое люди когда-либо встречали или под которым 
они обнимались, сам крест имел лишь случайное и внешнее значение».
       Карлейль.
       Изучение скрытого смысла каждой религиозной и мирской легенды, каждого 
народа, великого или малого и, особенно, в преданиях Востока, заняло большую 
часть жизни автора настоящего труда. Она разделяет убеждение, что ни один 
мифологический рассказ, ни одно традиционное событие в народных сказаниях, 
никогда, ни в одну эпоху, не были вымыслом, но что каждый из таких 
повествований имеет действительно историческую подоснову. В этом автор 
расходится с теми учеными-символистами, которые, несмотря на все величие их 
славы, находят в каждом мифе не более, нежели добавочное доказательство 
пристрастья ума древних к суеверию, и думают, что все мифологии возникли и 
построены на солнечных мифах. Подобные поверхностные мыслители были 
замечательно разоблачены Джеральдом Мэсси, поэтом и египтологом, в его лекции о 
«Лунопочитании, Древнем и Современном». Его острая критика достойна 
воспроизведения в этой части нашего труда, ибо она так прекрасно отражает наши 
чувства, открыто высказанные уже в 1875 году, когда была написана 
«Разоблаченная Изида».
       «На протяжении минувших тридцати лет, проф. Макс Мюллер учил в своих 
книгах и лекциях, в Times, Saturday Review и различных журналах, с эстрады 322] 
Королевского Института, с кафедры Вестминстерского Аббатства и своей кафедры 
Оксфорда, что мифология есть болезнь языка, и, что древний символизм был 
результатом чего-то, вроде примитивной умственной аберрации.
       «Мы знаем,» говорит Ренуф, вторящий Максу Мюллеру в своих «Hibbert 
Lectures», «мы знаем, что мифология есть болезнь, которая появляется на 
известной ступени человеческой культуры». Таково поверхностное толкование 
нe-эволюционистов, и подобные толкования все еще приняты британским обществом, 
мышление которого воспитывается на основе доверия к подобным авторитетам. Проф. 
Макс Мюллер, Кокс, Губернатис и другие провозвестники солнечных мифов, 
изобразили нам примитивного мифотворца в роде германизированного индуса 
метафизика, отбрасывающего свою тень на умственный туман, и замысловато 
говорящего о дыме или, по меньшей мере, об облаке; при этом небо, над его 
головою, становится как бы фантастическим куполом, испещренным видениями 
первобытных кошмаров! Они уподобляют первобытного человека самим себе и считают 
его так же извращенно склонным к самообману или, как говорит Фонтенелль, 
«склонным видеть вещи, которые в действительности не существуют»! Они ложно 
представили себе примитивного или архаического человека, как бессмысленно 
совращенного с самого начала своим деятельным, но необузданным воображением и 
потому верившего в различные заблуждения, которые непосредственно и постоянно 
опровергались его ежедневным опытом; а также, как одураченного своим 
воображением среди мрачных реальностей, которые шлифовали в нем и внедряли в 
него опыты его, подобно шлифующим плавучим льдинам, оставляющим свои отпечатки 
на подводных скалах. Остается сказать то, что некогда будет принято всеми, а, 
именно, что эти признанные учителя были не ближе к началу мифологии и языка, 
нежели Уилли, поэт Бёрнса – к «Пегасу». Мой ответ таков: «Это не более, как 
фантазия теоретика- метафизика, что мифология была лишь болезнью языка или 
чего-либо иного, исключая его собственного мозга. Происхождение и значение 
мифологии были совершенно упущены из виду этими соляристами, распространителями 
небылиц. Мифология была примитивным способом овеществления древней мысли. Она 
основывалась на естественных фактах и до сих пор может быть проверяема на 
феноменах. Нет ничего безумного, ничего бессмысленного в ней, если она 
рассматривается в свете эволюции, и когда способ выражения ее, посредством 
языказнаков, вполне понят. Безумие заключается в принятии ее за историю 
человечества или же за Божественное Откровение459. Мифология есть хранилище 
древнейшей человеческой мудрости и, что интересует нас, сводится, главным 
образом, к тому, что когда она снова будет правильно истолкована, она нанесет 
смертельный удар ложным теологиям, которые она сама породила помимо воли460.
       В современной фразеологии говорят иногда, что утверждение мифично в той 
мере, в какой оно ложно; но древняя мифология не была системою или способом 
такого рода фальсификации. Ее легенды были средством для передачи фактов, но не 
были ни подделками, ни выдумками… Например, когда египтяне представляли луну 
как кошку, они не были настолько невежественны, чтобы предполагать, что луна 
была кошкою, также их подвижная фантазия не видела ни малейшего сходства между