Вокруг меня простиралось прежнее черное непроницаемое пространство, но теперь 
прямо передо мной, все время прямо передо мной, куда бы я не поворачивался, 
оставались гигантские круглые часы, огромный диск которых зловеще сиял на 
черном 
эбоните непроницаемого пространства. Когда я посмотрел на этот огромный 
циферблат и 
на медленно качающийся взад и вперед маятник, каждое движение которого, 
казалось, 
делило вечность на отдельные куски, я увидел тонкие иглы стрелок, которые 
показывали 
семь минут шестого.-- "Это время начала моей пытки в Киото!" -- едва успел я 
подумать о 
совпадении, как вдруг, к моему невообразимому ужасу, я почувствовал, что снова 
начинается тот же самый процесс, который мне пришлось испытать в тот памятный и 

страшный день. Я плыл под землей, быстро пронзая ее черную массу, я снова 
увидел себя 
в могиле бедняка и узнал своего зятя в изуродованных останках. Я снова стал 
свидетелем 
его смерти, вошел в дом моей сестры, проследил за ее страданиями и увидел, как 
она 
сошла с ума. Я снова испытал все это и увидел все до мельчайших деталей, но 
увы! Мои 
чувства больше не сковывало спокойное равнодушие, то самое равнодушие, которое 
в 
момент первого моего видения оставило меня бесчувственным свидетелем 
величайшего 
несчастья, как будто я был каменной статуей, у которой нет сердца. Теперь мои 
душевные 
муки стали неописуемы и почти невыносимы. Даже то привычное отчаяние и 
непрекращающееся беспокойство, которое я постоянно испытывал во время 
бодрствования, теперь в моем сновидении, когда передо мною снова и снова 
возникали 
увиденные события, показались мне легким облачком по сравнению со страшными 
свинцовыми тучами циклона. О, как я страдал среди этого роскошного пира адских 
мучений. Но теперь я уже не мог опереться на веру в то, что сознание человека 
умирает 
вместе с его телом, поскольку в этом видении я убедился в обратном. И это 
усилило 
страдания. 
Я испытал относительное облегчение, снова оказавшись после последней сцены 
видения 
перед огромными белыми часами. Но это продолжалось недолго, длинная заостренная 

стрелка на колоссальном циферблате показывала семь с половиной минут шестого. 
Не 
успел я как следует осознать произошедшее, как стрелка медленно двинулась назад 
и 
точно остановилась на седьмой минуте и... О, моя проклятая судьба!.. Снова 
повторилась 
цепь мучительных видений! Я снова плыл под землей и видел, слышал и испытывал 
все 
мучения ада! Я прошел сквозь всю душевную боль, которая только может быть 
известна 
человеку или дьяволу. Я снова вернулся к тому же самому месту перед циферблатом,
 
после, казалось, вечных страданий, но стрелки на нем за это время как и прежде 
продвинулись только на полминуты. Я смотрел с ужасом, как они опять двинулись 
назад 
и меня снова бросило в пространство, это продолжалось снова и снова, раз за 
разом так, 
что стало казаться мне непрерывной чередой ужасных страданий, у которых не было 

начала и не предвиделось конца... 
Но хуже всего было то, что мое сознание, мое "я", очевидно, приобрело 
способность 
утраиваться, учетверяться, даже удесятеряться. Я жил, чувствовал и страдал 
одновременно 
в полдюжине разных мест, переживая различные события своей жизни, которые 
происходили в разное время и при самых различных обстоятельствах, хотя 
по-прежнему, 
главным оставался мой духовный опыт, полученный в Киото. Таким образом, как в 
знаменитой фуге "Дон Джованни" высокие душераздирающие ноты арии Эльвиры звучат 

намного выше всех остальных, но они не мешают развитию мелодии менуэта, песням 
соблазна и песням хора, так я снова и снова проходил через мои горести, 
испытывая 
чувства невыразимой боли. Ужаснейшие сцены разворачивались перед моими глазами. 
Их 
повторение нисколько не притупляло боли и страданий, и даже в последних