Отбросив в сторону, в угождение материалистам, гипотезу о белой и черной магии, 


чем и как объяснить те тысячи неуловимых в своей отвлеченности, но совершенно 
ясных и неопровержимых на деле действий и обоюдных сношений между тоддами и 
муллу-курумбами, - спросим, почему, например, тодды производят свои исцеления 
днем и на солнце, а муллу-курумбы свои вредные заклинания только при луне и 
ночью? Почему одни вылечивают, а другие убивают и насылают болезни? Почему, 
наконец, курумб так страшно боится тодда, что при виде одного из этих людей, 
которые не тронут и не сделают вреда даже укусившей их собаке (если бы 
какое-либо животное или зверь мог укусить тодда), этот отвратительный карлик, 
собирая свои зелья, падает наземь, словно в падучей болезни? Это заметила не я 
одна, а многие, неверующие ни в черную, ни в белую магию, скептики. Об этом 
писали многие авторы. Вот что говорит, между прочим, миссионер Метц:
"Между тоддами и курумбами существует какая-то враждебная сила, заставляющая 
курумбов повиноваться против воли тоддам. Встречаясь с ними, карлик падает на 
землю в припадке, похожем на эпилепсию. Он извивается на земле, как червь, 
дрожит от ужаса и выказывает все признаки скорее нравственного нежели 
физического страха... Чем бы он ни был занят в то время, как к нему 
приближается 
тодд, - а курумб редко когда бывает занят чем-либо хорошим, - достаточно, чтобы 

тодд не только дотронулся, но даже помахал в его сторону своим бамбуковым 
жезлом 
(bamboorod), чтобы заставить муллу-курумба...<<64>> бежать без оглядки. Но чаще 

всего он спотыкается и тут же падает, иногда замертво, пребывая до удаления 
тодды в мертвенном трансе (dead trance), чему я был неоднократно 
свидетелем".<<65>>
Эванс в своем дневнике, "Ветеринарный врач на Нильгири", говоря о том же самом, 

доканчивает начатую Метцем картину и добавляет: "...Очнувшись от припадка (?), 
курумб начал ползти на животе, как змея, и есть, срывая зубами выбираемые им на 

земле травы, а затем тереть и собственное лицо о землю, процесс, который мало 
способствовал увеличению его природной прелести. Крепко пропитанная железом и 
охрой земля смывается весьма трудно с тела. Вследствие этого, когда мой новый 
знакомый (курумб, желавший его обокрасть) встал на ноги, пошатываясь, словно 
пьяный, после нежеланной встречи, то он и явился перед нами, как клоун в цирке, 


весь испещренный желто-красными, кровавыми полосами и пятнами..."
Вот еще факт. Как уже сказано, у тоддов нет ни оружия, чтобы защищаться против 
зверей, ни даже собаки, чтобы давать знать о приближающейся опасности. Несмотря 

на это, вы не найдете в воспоминаниях самых старых из старожилов Утти ни одного 

случая убиения или даже поранения тодды тигром или слоном. Зарезанный дикими 
зверями буйволенок - о буйволе нет и речи - из стада тоддов есть величайшая 
редкость; унесенный тигром ребенок их или женщина - неслыханное дело. А это, 
прошу заметить, происходит в местах, где еще и теперь, в 1883 году, когда 
"Голубые горы" усеяны жилищами, заселены народом, редко проходит неделя без 
несчастного случая с людьми, а одна треть табунов и стад наперед считается 
пропавшею от диких зверей. Кули, пастухи, дети туземцев, да и отцы их более или 

менее подвержены лютой смерти от кровожадного тигра или блуждающего, 
взбесившегося дикого слона. Один тодд способен сидеть целые дни у опушки леса и 

спокойно дремать, равнодушный и уверенный в своей полной безопасности.
Так как же нам объяснить этот, всем известный, всеми замеченный факт? 
Случайностью, как у нас объясняется все необъяснимое? Странная случайность, 
однако; такие совпадения совершаются на глазах у англичан вот уже более 
шестидесяти лет; и во всяком случае, если их трудно проверить, а еще менее 
доказать до прихода европейцев, то они теперь проверены вполне. Даже присяжные 
статистики приняли во внимание и записали этот факт, хотя и тут дело не 
обошлось 
без наивности.
"Тодды почти (?) никогда не подвергаются нападению зверей, - читаем мы в 
"Заметках статистических таблиц" за 1881 год, - вероятно, вследствие 
какого-нибудь присущего им одним специфического запаха, отталкивающего зверя!" 
Боже, какая наивность!..
Эта "вероятность" специфического запаха достойна быть напечатанною золотыми 
буквами!.. Но даже такая специфическая глупость приятнее присяжным скептикам, 
нежели колющий им глаза неопровержимый факт.
В этой неопровержимости, перед которой европеец закрывает, как страус, глаза и, 

пряча голову, льстит себя надеждой, что ее не увидят другие, и лежит разгадка 
глубокого благоговения, с одной стороны, и страха, с другой, возбуждаемых 
тоддами почти во всех прочих племенах этих гор. Баддаги их боготворят, а 
муллу-курумбы дрожат перед ними. Если при встрече лицом к лицу со спокойно