могущественными и признанными империями.
С каждым годом женщины все более освобождаются от пустого формализма, и г-н 
Дюма выражает надежду, что это больше не вызовет реакции. Если женщина не 
способна полностью отречься от идеи любви, позвольте ей предпочесть союзы, кои 
ни к чему не обязывают, и руководствоваться в этом лишь собственною свободною 
волей и честью. Разумеется, мы заостряем внимание на книге г-на Дюма скорее 
затем, чтобы осветить поток важнейших настроений важнейшей социальной группы, 
нежели для обсуждения аи fond деликатных вопросов, поднимаемых г-ном Дюма. Мы 
предоставляем читателю самому поразмыслить о предложенной реформе, равно как и 
о большинстве затрагиваемых проблем.
Некая француженка, Юбертин Оклэр, недавно отказалась платить налоги под 
предлогом того, что она, как женщина, лишена политических прав, принадлежащих 
мужчинам; и Дюма, приводя сей пример, посвящает защите женских прав последнюю 
часть своей брошюры, которая выразительна, впечатляюща и оригинальна, как и все 
остальные, хотя и вызовет больше дискуссий. Дюма пишет:
"В 1847 году политические реформаторы сочли необходимым ограничить 
избирательное право, предоставляя право голоса сообразно умственным 
способностям".
То есть ограничить его участием только многоумных мужчин. Правительство же не 
пошло на это, что и привело к революции 1848 года. Объятое страхом, оно 
предоставило народу всеобщее избирательное право, распространив его на всех, 
способных и не способных, но при условии участия в голосовании только мужчин. 
Ныне это право прочно закрепилось, и ничто не может его отменить. Но женщины, в 
свою очередь, приходят и спрашивают: "А как насчет нас? Мы требуем тех же 
привилегий".
"Что [спрашивает Дюма] может быть более естественным, разумным и справедливым? 
Нет причин, по которым женщина не могла бы пользоваться равными правами с 
мужчиной. Какая же такая существует между ними разница, что вы отказываете ей в 
сей привилегии? Никакой. Пол? Ее пол не имеет к этому никакого отношения, так 
же, как, собственно, и мужской. Что касается всех остальных несхожестей между 
нами, то они, скорее, делают больше чести женщине, нежели нам. Если же кто-то 
захочет возразить, будто женщина, по природе своей, создание более слабое, и 
долг мужчины заботиться о ней и защищать ее, то мы можем сказать, что до сих 
пор мы, кажется, так плохо ее защищали, что она была вынуждена поднять 
револьвер и взять эту защиту в собственные руки; и чтобы уж быть 
последовательными до конца, нам следует выносить вердикт "не виновна" всякий 
раз, когда ее застают в совершении сего акта самообороны".
Парируя довод, будто женщина умом слабее мужчины и явлена таковою в священных 
писаниях, автор противопоставляет библейскому Адаму и Еве индусскую легенду, 
переведенную Жаколио в его "Bible dans I'lnde", и утверждает, что первым 
грешником, изгнанным из рая, был именно мужчина, а не женщина. Если у мужчины 
более сильные мускулы, то женщина превосходит его выносливостью. Ныне уже 
доказано, что самый крупный мозг, когда-либо обнаруженный – и по объему и по 
весу – принадлежал женщине. Он весит 2200 граммов, что на 400 граммов больше 
мозга Кювье. Но мозг не имеет никакого касательства к избирательному праву. 
Чтобы опустить избирательный бюллетень в урну, ни от кого не требуется 
изобретать порох или поднимать 500 килограммов.
У Дюма есть ответ на любое возражение. Может быть, прославленные женщины 
составляют исключение? Он приводит блестящий список величайших женских имен и 
утверждает, что пол, в котором можно встретить подобные исключения, завоевал 
законное право участвовать в назначении деревенских старост и муниципальных 
властей. Пол, утверждающий себя, как Бланка Кастильская, Елизавета Английская, 
Елизавета Венгерская, Екатерина II и Мария Тереза, завоевал любое право.
Если стольким женщинам было впору царствовать и управлять народами, то уж, 
наверное, они пригодны и для голосования. На замечание, что женщины не могут ни 
воевать, ни защищать свою страну, читателю напоминают о таких именах, как Жанна 
д'Арк и еще три Жанны – из Фландрии, из Блуа и Жанна Ашетт. В память о 
блестящей защите и освобождении Жанной Ашетт своего родного города Бовэ, 
осажденного Карлом Смелым, Людовик XI постановил, что отныне и впредь самое 
почетное место во всех национальных и публичных процессиях будет принадлежать 
женщинам. Не будь у женщин никаких иных прав во Франции, один лишь факт, что им 
пришлось пожертвовать Наполеону Великому 1 800 000 своих сыновей, должен 
обеспечить им любое право. Вскоре все женщины Франции последуют примеру Юбертин 
Оклэр. Закон всегда был несправедлив к женщине, и, вместо того, чтобы защищать, 
он старается все крепче заковать ее в цепи. Соверши она преступление, разве он 
позаботится привести в качестве смягчающего обстоятельства ее слабость? 
Напротив, он всегда старается использовать ее в своих интересах. 
Незаконнорожденному ребенку закон предоставляет право выяснить, кто его мать, 
но не отец. Муж может отправляться куда угодно, делать что угодно, бросить 
семью, сменить гражданство и даже эмигрировать, не заботясь о согласии жены и 
даже не поставив ее в известность.
Женщина же ничего этого делать не может. В случае неверности муж может лишить 
ее собственного же приданого, а в случае вины – даже убить. Это его право. 
Лишенная благодати развода, она вынуждена все терпеть, нигде не находя защиты. 
Ее штрафуют, судят, сажают в тюрьму, казнят, подвергают тем же наказаниям, что 
и мужчину, точно в таких же условиях, но никогда еще ни один судья не сказал: 
"Бедное, слабое создание!... Простим же ей, ибо она безответственна и гораздо 
ниже мужчины!"
Вся эта выразительная, порою вдохновенная речь в защиту избирательного права 
для женщин, заключается следующими предположениями: