страданий. Он может дать имя и адрес сей леди любому, кто захочет узнать 
подробности, и сама эта леди охотно предоставит любую информацию.
"Видение" ли в аббатстве Ллэнтони, или "видение" в кабинете медиума – мы, право,
 не видим большой разницы между ними; и если Бог снисходит до того, что творит 
чудеса посредством листика, то почему бы и дьяволу – "обезьяне Божьей" – не 
делать того же?
НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО
Новость, только что пришедшая в Европу из Сайгона, страшно взбудоражила многие 
западные газеты. Наиболее радикальные и либеральные из них торжествуют – и 
вправе делать это, в интересах истины – словно плотнейший и доселе самый 
непроницаемый из покровов, скрывавших деяния Матери-Природы, сорван раз и 
навсегда и у антропологии уже больше не осталось тайн. Виновником такого 
возбуждения является маленький монстр – семилетний мальчик, выставленный 
напоказ в Сайгоне. Малютка, уроженец Камбоджи, вполне крепок и здоров, но в то 
же время имеет весьма ценное и редкое физическое достоинство – настоящий хвост, 
длиною в десять дюймов и толщиною в полтора у основания!
Оригинальный маленький образчик человечества – полагаем, уникальный в своем 
роде – выдается последователями Дарвина и Геккеля за bona fide. Недостающее 
Звено. Давайте в порядке дискуссии представим, что эволюционисты (к коим мы, 
конечно, причисляем и себя) правы в своей гипотезе, и незабвенная теория 
обезьяньего происхождения человека оказывается верной. Устранятся ли тогда все 
препятствия на нашем пути? Отнюдь: ибо тогда, более чем когда бы то ни было, 
нам придется решать доселе неразрешимую задачу: кто же сначала – Человек или 
Обезьяна? Это будет все та же аристотелевская проблема творения: яйцо или 
курица? Мы никогда не узнаем истину, если некая полоса везения не позволит 
науке убедиться воочию, что в различные периоды и в разных климатических 
условиях либо женщины рождали обезьян, награжденных хвостовым аппендиксом, либо 
самки-орангутанги становились матерями бесхвостых и к тому же получеловеческих 
детенышей, наделенных способностью речи, по крайней мере, настолько же, 
насколько ею обладает в меру умный попугай или майна[92].
В этом отношении наука для нас – лишь трость надломленная, ибо она так же, если 
не больше, сбита с толку, как и все мы, простые смертные. Столь мало света 
может она пролить на эту тайну, что ученейшими из людей оказываются те, кто нас 
больше всего смущает. Как гелиоцентрическая система, остававшаяся неоспоримым 
фактом более трех столетий, в конце нынешнего века обрела весьма серьезного 
оппонента в лице профессора астрономии Берлинского Университета д-ра Шрепфера, 
так и дарвиновская теория обезьяньего происхождения человека имеет среди своих 
научных оппонентов одного, который, хотя и сам является эволюционистом, но 
горит желанием выступить против Дарвина и основать собственную школу.
Сей новоявленный "сторонник усовершенствования" – профессор из венгерского 
городка Фюнфкирцхен, выступающий в данный момент с серией лекций в Германии. 
"Человек, – говорит он, – зародившийся в силурийском иле, в коем он начал 
эволюционировать из лягушки, когда-нибудь непременно реэволюционирует в ту же 
амфибию!" До сих пор все прекрасно. Но объяснения, подтверждающие сию гипотезу 
– принимаемую профессором Чарльзом Дизи за совершенно установленный факт – 
довольно туманны, чтобы позволить выстроить на их основе нечто вроде 
неопровержимой теории. "В ранние дни первого периода эволюции, – говорит 
профессор, – в морях обитало огромное лягушкоподобное млекопитающее, которое, 
принадлежа к виду земноводных, подобным же образом могло жить и на суше и 
дышало на воздухе так же легко, как и в воде; главной же средой его обитания 
являлись воды соленого моря. Сие лягушкоподобное создание есть то, что мы ныне 
называем... человеком [!], а его водное происхождение подтверждается тем фактом,
 что он не может жить без соли". Если верить сему новоявленному пророку науки, 
у человека имеются и другие признаки, столь же впечатляющие, что и 
вышеупомянутые, по которым можно установить его происхождение. Например, 
"отчетливый остаток плавников, различаемый между большим и указательным 
пальцами, а также его непреодолимая тяга к водной стихии" – тяга, заметим мы, 
passim, более заметная у индусов, нежели у горцев! Венгерский ученый настроен и 
против дарвиновской теории обезьяньего происхождения. В соответствии с его 
новым учением, "не антропоид породил человека, но последний – антропоида; 
человек – прародитель обезьяны. Сама же обезьяна – это просто человек, вновь 
вернувшийся к своему примитивному, дикому состоянию". Взгляды нашего профессора 
относительно геологии и конечного разрушения нашего глобуса, вкупе с его 
понятиями о будущем состоянии человечества, не менее оригинальны и являют собою 
сладчайший плод с его Древа Научного Знания. Хотя они и вызывают всеобщее 
веселье, тем не менее, подаются "ученым" лектором в весьма серьезном духе, а 
его труды изучаются в колледжах. Если верить его заявлению, то мы должны 
поверить и в то, что
"Луна медленно, но верно приближается к Земле". Следствием такого 
неблагоразумия со стороны нашей прекрасной Дианы непременно должно стать 
следующее! "В один прекрасный день морские волны поглотят наш глобус и 
постепенно затопят все континенты. Тогда человеку, который не сможет долее жить 
на суше, придется вернуться к своей первобытной форме, то есть вновь стать 
амфибией – человеком-лягушкой". И, мог бы он добавить, компаниям по страхованию 
жизни придется закрыть свои заведения и сделаться банкротами. Мы советуем всем 
рисковым биржевикам принять меры предосторожности заранее.
Позволив себе такую малую толику непочтительности к Науке – а скорее к тем, кто 
злоупотребляет своею принадлежностью к ней – мы можем изложить здесь и 
некоторые более приемлемые теории, имеющие касание к недостающему звену. Они 
отнюдь не так уж малочисленны, как в том хотели бы уверить нас ханжи.