двадцать сыщиков тайной полиции, как тени, следили за ней по пятам. Явился 
немец-
живописец, уроженец Петербурга, но еле говорящий по-русски (г. Орас фан-Руит), 
изучать типы Индостана; шпионы переодеваются и являются к нему, предлагая себя 
в 
модели. Приехала партия, состоящая из американского полковника, чистейшего янки,
 
двух англичан из Лондона - ярых патриотов, но либералов, и американской 
гражданки, 
хотя и русской по рождению, и вот национальность последней подымает на ноги всю 

полицию! Напрасно было бы доказывать, что эти туристы единственно заняты 
метафизическими спекуляциями о мирах неведомых, и что они не только не 
интересуются политикой земного мира, но что их русская спутница даже и "аза в 
ней не 
смыслит". "Коварство России давно вошло в пословицу", отвечают ей.
Эта национальная черта англичан кричать "караул, режут", тогда их никто и не 
думает 
трогать, - отвратительна. Она в них особенно развилась со времен 
Биконсфильдского 
премьерства. Но если эта черта замечательна даже в Англии, то с чем же сравнить 
ее в 
Индии? Здесь подозрительность перешла в мономанию: англо-индийцы готовы видеть 
шпионов России даже в собственных сапогах, и они упиваются этой идеей до 
чертиков.
Следят за каждым новоприбывшим из одной провинции в другую, даже если бы то был 
и 
англичанин. У народа не только отняли всякое оружие, но даже лишили последнего 
топора и ножа. Крестьянину нечем ни дров нарубить, ни защититься от тигра. Но 
англичане все еще дрожат. Правда, что их здесь всего 60 000, в то время как 
туземного 
населения насчитывают до 245 миллионов. Да и система их, перенятая ими от 
искусных 
укротителей зверей, хороша лишь, доколе зверь не почует, что его укротитель, в 
свою 
очередь, трусит... Тогда горе ему! Во всяком случае подобное постоянное 
выказывание 
хронического страха обнаруживает лишь сознание собственной слабости.
Наконец мы бросили якорь, и в одну минуту сотни тощих, голых индусов, могулей, 
парсийцев и других народов атаковали как наш багаж, так и нас самих. Вся эта 
ватага 
мгновенно выскочила как бы со дна морского; защебетала, зачирикала, залопотала 
и стала 
голосить, как умеют голосить одни азиатские народы. Чтобы скорее избавиться от 
подобного Вавилонского столпотворения, грозившего оглушить нас навеки, мы 
бросились 
в первый попавшийся бундер-бот и отчалили.
Едва успели мы войти в густой, заросший сад нашего будущего жилища, как с 
каждого 
дерева послетала с пронзительным карканьем стая ворон: птицы эти окружили нас, 
прыгая на одной ноге. Чудилось нечто положительно человеческое в позе хитро 
склоненной на бок головы пьяной птицы, и чисто дьявольское выражение светилось 
в 
лукавом глазе, оглядывающем нас снизу вверх...
 
 
II
 
Мы занимали три маленькие бэнглоу, утопающие как гнезда в зелени сада, с 
крышами, 
буквально покрытыми розами, растущими на трехсаженных кустах, и с окнами, 
затянутыми кисеей, вместо обычных рам и стекол. Эти бунгало находились в 
туземном 
квартале. Таким образом мы были разом перенесены в настоящую Индию: мы жили в 
Индии, и отнюдь не как англичане, лишь издали окруженные Индией; мы могли 
изучать 
ее нравы, обычаи, религию, суеверия и обряды, знакомиться с ее преданиями, 
словом, 
жить в одном кругу с индусами, в кругу заколдованном и недоступном англичанам, 
как 
вследствие вековых предрассудков туземцев, так и по собственному высокомерию 
англо-
саксонской расы.
Все в Индии, в стране слона и ядовитой кобры, тигра и неудачного английского 
миссионера, все своеобразно, странно; все кидается в глаза чем-то непривычным и 

неожиданным даже для того, кто побывал в Турции, Египте, Дамаске и Палестине. В 
этих 
тропических странах условия природы до того разнообразны, что делается понятным,