ликовало, заливаясь на все тоны над завтраком. Охотно отдавали ему честь и 
обезьяны, 
прибежавшие первыми на зов. Нам также указали на святого, кормившего в углу 
насекомых собственною кровью. Совершенно нагой, он неподвижно и с закрытыми 
глазами лежал на солнце. Все тело его было буквально покрыто мухами, комарами, 
муравьями и клопами...
- Все, все они наши братья! - умиленно повторял директор госпиталя, указывая 
рукой на 
сотни насекомых и животных. - Как можете вы, европейцы, убивать и даже поедать 
их?
- А что, - спрашиваю, - сделали бы вы в случае, если бы вот эта змея подползла 
к вам и 
попыталась укусить вас? От ее укушения ведь неминуемая смерть. Неужели вы бы не 

убили ее, если б успели?
- Ни за что на свете! Я бы старался осторожно поймать ее, а затем отнес бы за 
город в 
пустое место и пустил бы ее на свободу.
- А если б она все-таки укусила вас?
- Тогда бы я произнес "мантру".<<22>> А если б мантра не помогла, то я счел бы 
это за 
определение судьбы, и спокойно оставил бы это тело, чтобы перейти в другое.
Это нам говорил человек по-своему образованный и даже весьма начитанный. На 
наше 
возражение, что ничто не дается природой напрасно, и что если устройство зубов 
у 
человека плотоядное, то стало быть ему определено самою судьбой питаться мясом, 
он 
отвечал нам чуть ли не целыми главами из Дарвиновской "Теории естественного 
отбора и 
происхождения видов". "Это все неправда, будто первобытные люди родились с 
глазными 
зубами", рассуждал он. "Лишь впоследствии, с развращением рода человеческого и 
когда 
в нем стала развиваться страсть к плотоядной пище, то и челюсти, покоряясь 
новой 
потребности, стали изменяться, пока мало-помалу совершенно не изменили своей 
первобытной формы"...
Подумаешь: ou la science va-t-elle se fourrer?..<<*6>>
 
 
III
 
В тот же день вечером в театре Эльфинстона давалось в честь "американской 
миссии" 
(как нас здесь величают) необычайное представление. Туземные актеры играли на 
гуджератском языке древнюю волшебную драму Ситта-Рама, переделанную из Рамаяны, 

известной эпической поэмы Вальмики. Драма состояла из 14 актов и несчетного 
множества картин с превращениями. Все женские роли игрались по обыкновению 
мальчиками и, верные историческому и национальному костюму, все актеры были 
полунагие и босые. Зато богатство костюмов - какие требовались - декорации, 
машины, 
превращения были поистине изумительны. Трудно было бы даже на сцене больших 
столичных театров представить лучше и вернее природе, например, армию союзников 

Рамы - обезьян, под предводительством их знаменитого в истории (Индии, s. v. p.
) 
полководца Ханумана: воина, государственного мужа, бога, поэта и драматурга. 
Древнейшая и лучшая изо всех санскритских драм Хануман-наттек (наттек - драма) 
приписывается этому нашему талантливому праотцу... Увы! прошли те времена, 
когда 
гордые сознанием своей белой, быть может, apres tout <<*7>> только вылинявшей 
под 
северным небом кожи, мы взирали на индусов и других черномазых народов с 
подобающим нашему величию презрением! Крепко огорчался мягкосердечный сэр 
Вилльямс Джонс, переводя с санскритского такие, например, унизительные для 
европейского самолюбия речи, что "Хануман был-де нашим прародителем". Коли 
верить 
легенде, то за оказанное храброй обезьяньей армией пособие Рама, герой и 
полубог, 
даровал в супружество каждому из холостяков этой армии одну из дочерей 
великанов 
острова Ланки (Цейлона), бакшазасов, назначив этим "дравидским" красавицам в 
приданое все западные части света... Тогда, после величайшего в мире торжества 
бракосочетания, обезьяны-воины, соорудив из собственных хвостов висячий мост, 
перекинули его из Ланки в Европу и, благополучно перебравшись с супругами на 
другой 
берег, зажили счастливо и наплодили кучу детей. Эти дети - мы, европейцы. 
Найденные в