будем иметь конца. "Все в мире одна иллюзия, майя", говорят ведантисты, 
буддисты и 
джайны. Но в то время как последователи Шанкарачарьи проповедуют Парабрахму 
(божество без воли, понимания и без действия) <<20>> и исходящего от него 
Ишвару, 
джайны вместе с буддистами отрицают создателя Мира и учат лишь о существовании 
свабхавата, пластического, вечного и самосозданного принципа в природе. Зато 
твердо 
веруют, как и все прочие секты в Индии, в переселение душ; их страх лишить 
жизни 
животное или насекомое и этим совершить, быть может, отцеубийство доводит их 
любовь 
ко всему животному царству и попечение о нем до невероятно аффектированных 
крайностей. Не только в каждом городе и деревне устроены больницы и приюты для 
всех 
искалеченных и старых животных, но их жрецы ходят не иначе, как с кисейным 
"намордником" (да простят они мне это непочтительное выражение), прикрывающим 
им 
рот и ноздри, дабы дыханием своим нечаянно не истребить какой-нибудь мошки. 
Поэтому 
они и воду пьют не иначе, как фильтрованную. Джайнов считают несколько 
миллионов; 
они рассеяны в Гуджерате, Бомбее, Конкане и других местностях.
Бомбейский Пинжрапаль занимает целый большой квартал, разделенный на дворы и 
дворики, на лужайки и рощицы с прудами, большими клетками для опасных животных 
и 
загородками для более ручных. Заведение это могло бы служить моделью для Ноева 
ковчега. На первом дворе, вместо животных, мы увидели несколько сот 
человеческих 
живых скелетов: стариков, женщин и детей. То были уцелевшие жители из так 
называемых famine-districts (голодающих уездов), приползшие в Бомбей молить о 
куске 
хлеба. Отеческое правительство, повыгнав их из последних лачужек за недоимки 
податей, 
взимающихся во время голодного мора так же, как и в самые урожайные годы,<<21>> 

довершило свое христолюбивое попечительство о язычниках, отведя им место при 
больнице животных. В то время как несколько постоянно находящихся при этой 
странной 
богадельне ветеринаров перевязывали перебитые лапы у шакалов, терли мазью 
опрокаженные спины чесоточных собак и приправляли деревянные костыли хромым 
журавлям, там, в двух шагах, на другом дворе, умирали от голода старики, 
женщины и 
дети. Их кормили пока за счет благотворителей животных, а животных, к счастью, 
было в 
то время менее обыкновенного. Наверное многие из этих страдальцев с радостью 
согласились бы, не теряя времени, трансмигрировать в любого из зверей, так 
спокойно 
доканчивающих жизненное поприще в больнице...
Но и в Пинжрапале розы не без шипов. Если травоядные "субъекты" ничего лучшего 
не 
могут себе пожелать, то сомневаюсь, чтобы плотоядные, как, например, тигры, 
гиены, 
шакалы и волки, оставались вполне довольны как постановлениями, так и насильно 
предписанною им диетой. Так как сами джайны не употребляют мясной пищи и с 
ужасом 
отворачиваются даже от яиц и рыбы, то и все находящиеся на их попечении 
животные 
обязаны поститься. При нас кормили старого, подстреленного английскою пулей 
тигра. 
Понюхав рисовую похлебку, он замахал хвостом и, свирепо скаля желтые клыки свои,
 
глухо зарычал и отошел от непривычной пищи, все время косясь на толстого 
надсмотрщика, который ласково уговаривал его "покушать". Одна решетка спасала 
джайна от протеста этого ветерана лесов "действием". Гиена, с окровавленною, 
повязанною головой и отодранным ухом, бесцеремонно и видимо в знак своего 
презрения 
к этому для нее спартанскому соусу, сперва села в лохань с похлебкой, а затем 
опрокинула ее; волки же и несколько сот собак подняли такой оглушающий вой, что 

привлекли внимание двух неразлучных друзей, Кастора и Поллукса заведения, 
старого 
слона с передней ногой на деревяшке и исхудалого вола с зеленым зонтом над 
больными 
глазами. Слон, по своей благородной природе думая лишь о приятеле, 
покровительственно обвил хоботом шею вола, и оба, подняв головы, с 
неудовольствием 
замычали. Зато попугаи, журавли, голуби, фламинго, корольки, все пернатое 
царство