|
стен красовались росписи. Какая-то китаянка внимательно наблюдала за мной
сквозь дверную щель.
И вот, дверь распахнулась, и в комнату вошел, блистая выправкой,
китайский офицер в униформе. У меня по спине так и забегали мурашки.
Это был тот самый офицер, которого я видел уже несколько раз. Сердце у
меня учащенно забилось. Я пытался восстановить свою энергетику, но один вид
офицера поверг меня в полнейшую прострацию.
— Доброе утро, — вежливо произнёс офицер. — Как вы себя чувствуете?
— Если вспомнить, что я едва не задохнулся от газов, то вполне хорошо.
Офицер улыбнулся:
— Я надеюсь, это скоро пройдёт.
—Где я?
— Вы находитесь в Али. Доктора осмотрели вас и сказали, что с вами всё в
порядке. Но я вынужден задать вам несколько вопросов. С какой целью вы
путешествовали вместе с Инем Дулу и куда вы направлялись?
— Мы хотели побывать в некоторых старинных монастырях.
— С какой целью?
Я решил ничего больше не рассказывать ему.
— Дело в том, что я — турист. У меня есть виза. Кстати, по какому праву я
подвергся нападению? Американскому посольству известно, что я задержан?
Офицер улыбнулся и многозначительно посмотрел на меня.
— Я — полковник Чань. О том, что вы здесь, не известно никому на всём
свете, и если вы нарушили законы нашей страны, вам ничто не поможет. Инь Дулу —
преступник, член незаконной религиозной организации, стремящейся вызвать
беспорядки на Тибете.
Мои худшие опасения начинали сбываться.
— Мне об этом ничего не известно, — отвечал я. — Я хотел бы пригласить
адвоката.
— С какой целью Инь Дулу и многие другие так упорно заняты поисками
Шамбалы?
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
Полковник сделал шаг в мою сторону.
— А кто такой Уилсон Джеймс?
— Это мой друг, — отозвался я.
— Он тоже находится на Тибете?
— Думаю, да, но я пока что, не виделся с ним.
Чань посмотрел на меня с чувством пренебрежения и, не говоря более ни
слова, повернулся и вышел из комнаты.
«Плохо, — подумал я, — совсем плохо». Когда я уже собрался было встать с
постели, вошла сестра в сопровождении полудюжины солдат.
Один из них катил перед собой нечто вроде огромного стального «лёгкого»,
стоявшего вертикально на высоких ножках, чтобы его можно было подкатить к
человеку, лежащему в постели.
Прежде чем я успел что-либо возразить, солдаты крепко схватили меня и
прокатили «лёгкое» по моему телу. Сестра включила прибор, в ответ раздалось
мягкое жужжание, и яркий свет ударил мне прямо в лицо.
Закрыв глаза, я чувствовал, что лучи света скользят по моему лицу справа
налево, словно сканер копировальной машины.
Когда машина выключилась, солдаты укатили её обратно и покинули комнату.
Сестра же немного помедлила и посмотрела в мою сторону.
— Что это было?
— Всего лишь, энцефалограф, — отвечала она на хорошем английском, сходив
в кабинет и принеся мою одежду. Все было вычищено, выглажено и аккуратно
уложено в стопку.
— А для чего он применяется? — настаивал я.
— Для проверки, чтобы убедиться, всё ли в порядке.
В этот момент дверь опять распахнулась, и вошел полковник Чань. Взяв
стоявший у стены стул, он поставил его около моей кровати.
— Видимо, я должен рассказать вам, с чем нам пришлось здесь столкнуться,—
сказал он, усаживаясь на стул.
На Тибете существует множество религиозных сект, и последователи многих
из них стремятся создать у мировой общественности впечатление, будто они —
верующие, преследуемые китайцами за свои убеждения.
Я согласен, что действия наших властей в начале 1950-х годов и в годы
«культурной революции» были слишком жестокими.
Но в последние годы, наша политика здесь изменилась. Мы стараемся
проявлять предельную терпимость, хотя, официальной политикой китайской
администрации, по-прежнему, остаётся атеизм.
Последователи этих сект должны понять, что Тибет стал совсем другим.
Сегодня в этих краях живёт множество китайцев, которые всегда будут жить здесь,
и большинству из них буддизм чужд.
Тем не менее, мы должны уживаться все вместе. Сейчас даже трудно
представить себе, что Тибет когда-нибудь вернётся к прежним ламаистским законам.
Вы поняли, о чём я говорю? Наш мир изменился. Даже если бы мы захотели
предоставить Тибету независимость, это пойдёт только во вред китайцам.
Он ожидал, что я скажу что-нибудь в ответ, а я, тем временем, размышлял о
возможности противодействия государственной политике Китая, сводящейся к
переселению на Тибет этнических китайцев, чтобы постепенно уничтожить культуру
Тибета.
|
|