равенства. В своей стихии она пользовалась непререкаемым авторитетом, властью 
диктатора, —короче говоря, что хотела, то и делала.
   В суматохе и эмоциональном ажиотаже по поводу устройства приема она 
действительно чувствовала себя как рыба в воде. Надо было все организовать, 
всем 
распорядиться, предусмотреть все мелочи, придумать нечто такое, что бы 
«поразило» соседей. И ей все удавалось с блеском, поскольку частые поездки с 
отцом в Индию, Пекин и Шанхай порождали в ее голове массу экзотических идей, 
которых могло бы хватить не на одну жизнь!
   После того как была назначена дата приема, монахи принялись с особой 
тщательностью и радением выписывать приглашения на толстых, ручной работы, 
листах бумаги, предназначенных для важных сообщений. Размер каждого такого 
послания составлял 30 на 60 сантиметров, и скреплялось оно печатью отца 
семейства. Рядом с печатью отца мать ставила и свою — знак ее принадлежности к 
знатному роду. Была у них и общая печать, так что всего выставлялось три печати 

— приглашение представляло собой грандиозный документ. Я дрожал от страха при 
одной мысли, что оказался причиной таких больших событий. Я не мог в ту пору 
знать, что во всей этой затее моя роль была более чем скромной: на первый план 
выдвигалось Общественное Событие.
   Если бы мне сказали тогда, что прием поднимет престиж моих родителей, я бы 
все равно ничего не понял. И мне все равно было бы страшно.
   Для рассылки приглашений назначались специальные гонцы. Каждый гонец садился 

на чистокровного жеребца и брал в руки жезл, на конце которого был прикреплен 
пакет с изображением фамильного герба. Жезлы украшались лентами с написанными 
на 
них молитвами, и ленты развевались в воздухе во время езды.
   Когда наступил момент отправки гонцов, в нашем дворе началось 
светопреставление. Слуги охрипли от криков, лошади ржали, огромные черные доги 
лаяли. Выпив по последнему глотку тибетского пива, всадники шумно опустили 
кружки.
   Тут со скрипом открылись главные ворота, и вся кавалькада с дикими воплями 
устремилась вперед.
   У тибетских гонцов, несущих письменное послание, есть еще и устный вариант, 
причем содержание второго может существенно отличаться от содержания первого. В 

давние времена бандиты, устраивавшие засады на гонца, могли перехватить 
послание 
и, воспользовавшись им, совершить нападение на плохо защищенный дом или 
процессию.
   Поэтому возник обычай писать заведомо ложные послания, чтобы, в свою очередь,
 
завлечь в западню разбойников. Обычай двойного послания сохранился до наших 
дней.
   Поэтому еще и сегодня письменное послание может отличаться от устного 
варианта, который в таком случае является единственно верным.
   В доме беготня, переделки, уборка! Стены вымыты и покрашены заново. Потолки 
выбелены. Паркетные полы натерты воском и так отполированы, что ходить по ним 
становится небезопасно. Алтари главных комнат отлакированы. Появилось большое 
количество новых масляных ламп — одни золотые, другие серебряные, но все 
надраены так, что не отличишь, из какого металла они сделаны. Мать и эконом, не 

ведая покоя, носятся по дому как угорелые, распоряжаются и распекают направо и 
налево всех, кто им попадается под руку. Слуги растерянно бегают, вид их жалок, 

они ничего не успевают сделать. У нас своих слуг больше пятидесяти, да еще 
наняли других по случаю приема.
   Никто не бездельничает, все работают с усердием. Даже двор вычищен, плиты 
так 
и сверкают, будто их только что доставили из каменоломни. Чтобы придать им 
праздничный вид, межплиточные стыки заполняют разноцветными материалами.
   Когда все было готово, мать собрала ошалевших слуг и приказала им нарядиться 

в чистейшие из чистых одежд.
   На кухнях царило еще большее оживление — предстояло наготовить огромное 
количество еды! Тибет представляет собой гигантский холодильник — пища, 
заготовленная впрок, долго не портится благодаря сухому и холодному климату. 
Даже при повышенных температурах съестные запасы в сухом воздухе не портятся. 
Поэтому мясо сохраняет свежесть в течение года, а зерно может храниться 
несколько столетий.
   Буддисты не убивают. Они употребляют в пищу мясо лишь тех животных, которые 
погибли в результате падения с горы либо убиты случайно. Наши житницы и 
кладовые 
всегда были набиты продуктами.
   В Тибете есть и профессия мясника, но ортодоксальные семьи не общаются с 
мясниками — это каста «неприкасаемых».
   Мать решила принять гостей столь же оригинально, сколь и роскошно. В 
частности, она задумала угостить их специально приготовленными цветками 
рододендрона. Еще за несколько недель до приема часть слуг верхом на лошадях