на 
крышу которого я свалился, был сложен из брикетов высушенного ила, а не из 
камня, как большинство домов в Тибете. Там не было трубы, вместо нее в крыше 
зияла дыра, через которую выходил дым. Меня протащило по крыше, недосушенный 
навоз разлетелся во все стороны, часть его свалилась в дыру для дыма, а затем 
туда же рухнул и я, прямо на головы несчастных жильцов.
   Мое появление, разумеется, не слишком обрадовало хозяев. Они встретили гостя 

гневными криками, и для начала разъяренный хозяин задал мне хорошую взбучку, а 
потом отвел к отцу. Отец, в свою очередь, прописал мне еще одну дозу 
исправительного лекарства. В ту ночь я спал на животе.
   На следующий день моя жизнь еще больше усложнилась: мне предстояло 
насобирать 
в конюшне необходимое количество навоза и разложить его в должном порядке на 
крыше дома того самого крестьянина. Работа, можно сказать, адская для ребенка, 
которому еще не исполнилось и шести лет. Зато всем, кроме меня, было хорошо: 
сверстники вволю посмеялись надо мной, крестьянин получил топлива вдвое больше, 

чем у него было, а мой отец еще раз показал всем, какой он строгий, но 
справедливый. Я же и вторую ночь вынужден был спать на животе — верховая езда 
не 
послужила мне утешением.
   Может показаться, что со мной обошлись слишком строго, но я должен 
возразить: 
в Тибете нет места слабым. Лхаса находится на высоте четырех тысяч метров над 
уровнем моря, ее климат очень суров, температура колеблется в самых широких 
пределах; другие населенные пункты расположены еще выше, и слабые здоровьем 
люди 
представляют тяжкую обузу для других. В этом причина сурового воспитания детей, 

и других причин здесь нет, как нет места жестокости ради жестокости.
   В высокогорных районах тибетцы купают новорожденных в ледяных ручьях, чтобы 
выяснить, достаточно ли ребенок крепок и имеет ли он право на жизнь. Мне не раз 

приходилось видеть небольшие процессии, направлявшиеся к ледяным источникам на 
высоте около 6 тысяч метров над уровнем моря. Прибыв на место, процессия 
останавливается. Бабушка берет на руки ребенка, вокруг нее собирается вся семья 

— отец, мать, ближайшие родственники. Ребенка раздевают, и бабушка погружает 
маленькое тельце в поток по самую шею, так что на поверхности остается одна 
голова. Холод насквозь пронизывает ребенка, он моментально краснеет, затем 
синеет. Скоро плач прекращается — младенец больше не в силах протестовать. 
Кажется, что он уже мертв, но у бабушки немалый опыт по этой части: она 
вытаскивает его из ручья, насухо вытирает и одевает. Выживет ли ребенок? На это 

воля Божья! Если умрет, значит, меньше несчастий выпадет на его долю. В стране 
с 
таким холодным климатом подобное испытание проводится из самых добрых 
побуждений 
— нельзя оставлять слабых и больных там, где медицинская помощь почти 
отсутствует. Смерть нескольких младенцев считается здесь меньшим злом, чем 
жизнь 
нескольких неизлечимых инвалидов.
   
   После смерти брата мои занятия пришлось ускорить, потому что в семилетнем 
возрасте полагалось уже готовиться к карьере. Какой? А это уж как скажут 
астрологи. В Тибете любое решение — от покупки яка до выбора профессии — 
принимается по предсказанию астролога. Приближался такой момент и в моей жизни: 

как раз накануне моего семилетия мать собиралась устроить грандиозный прием и 
пригласить на него все высшее общество, чтобы выслушать предсказания астрологов.

   Моя мать была женщина выдающейся полноты, круглолицая и черноволосая.
   Тибетские женщины носят на голове специальные деревянные формы, через 
которые 
пропускают и укладывают волосы самым причудливым образом. Эти формы обычно 
покрывают лаком, инкрустируют полудрагоценными камнями — нефритом, кораллом; 
вообще эти изделия давно стали предметом очень тонкого искусства. Если женская 
прическа еще и блестит, смазанная маслом, то впечатление она производит очень 
яркое.
   Наши женщины любят платья самых веселых расцветок, с преобладанием красных, 
зеленых и желтых цветов. Однотонный передник с горизонтальной контрастирующей, 
но гармоничной по цвету лентой — почти постоянный атрибут их одежды. В левом 
ухе 
носится серьга, размеры которой зависят от положения в обществе. Мать 
принадлежала к семье из правительственных кругов и носила серьгу длиной более 
15 
сантиметров.
   Мы всегда были сторонниками полного равноправия мужчин и женщин. Но в 
управлении домашними делами моя мать пошла дальше — она не признавала никакого