— Отец! — вырвалось у меня из груди.
   Но он спокойно продолжал свой путь, как будто не слышал моего голоса. Глаза 
мне обожгли горячие слезы, все смешалось и поплыло куда-то в сторону, меня 
стало 
лихорадить. Мне пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы сохранить 
самообладание и не позориться при всех, да еще на лестнице храма Потала. Я 
выпрямился, напустил на себя побольше важности и снова как ни в чем не бывало 
стал разглядывать Лхасу.
   
   Спустя полчаса вернулся лама Мингьяр Дондуп. Он вел за собой еще одну лошадь.

   — Скорее в седло, Лобсанг, нам надо заехать в Сера, там с одним из 
настоятелей произошло несчастье.
   К седлам были приторочены сумки с инструментами Учителя. По дороге Лингхор 
мы 
проскакали галопом мимо моего дома. Нищие расступались, давая нам дорогу. Мы 
довольно скоро приехали в монастырь Сера, где нас уже ожидали несколько монахов.

   Соскочив на землю и подхватив сумки, мы в сопровождении аббата направились в 

помещение, где лежал на спине несчастный старик.
   Лицо его уже приняло землистый оттенок, жизненные силы готовы были оставить 
тело в любую минуту. Лама Мингьяр Дондуп попросил вскипятить воду; вода была 
готова, ее тут же принесли. Учитель бросил туда травы. Пока я размешивал настой,
 
он осматривал старика, который при падении разбил голову. Расплющенная черепная 

кость давила на мозг. Когда травяной настой остыл, мы обмыли им лоб больного; 
этим же настоем мой учитель вымыл руки. Затем он достал из сумки острый 
хирургический нож и быстро сделал глубокий, до самой кости, надрез в виде буквы 

U. Благодаря действию трав кровотечение было слабое. Снова пошли в ход примочки.
 
Затем Мингьяр Дондуп отвернул надрезанный лоскут кожи; обнажился разбитый 
участок черепа. С величайшей осторожностью учитель стал исследовать то место, 
где треснувшая от Удара кость сместилась внутрь черепа. Еще раньше он положил 
несколько инструментов в банку с дезинфицирующим раствором; теперь он вынул 
оттуда два серебряных стержня с расплющенными зубчатыми концами. Он ввел тонкий 

конец одного из стержней в самое широкое место пролома черепа, зафиксировал его,
 
а другим захватил край кости, пытаясь поставить ее на прежнее место.
   — Лобсанг, передай мне банку, — сказал он, поддерживая кость стержнем.
   Я протянул ему банку, из которой он извлек серебряный шип — небольшой 
треугольный клинышек. Он вставил клинышек в щель между целой частью черепной 
коробки и обломком кости, который теперь слегка возвышался над нормальным 
уровнем.
   Затем он осторожно стал надавливать; обломок слегка сместился вниз. Учитель 
продолжал надавливать; еще небольшое усилие — и кость встала на свое место.
   — Теперь шов срастется; серебро — инертный металл и не вызовет осложнений.
   Учитель еще раз промыл рану травяным настоем и осторожно наложил отвернутый 
лоскут кожи на прежнее место. Разрез он сшил конским волосом, продезинфицировав 

его в кипящей воде, после чего смазал всю рану мазью на растительной основе. 
Затем наложил на голову повязку, которую предварительно прокипятил.
   Старик постепенно приходил в себя после того, как устранено было давление 
кости на мозг. Мы уложили его на подушки так, чтобы он находился в полусидячем 
положении. Я чистил инструменты, кипятил их и аккуратно раскладывал по сумкам. 
В 
ту минуту, когда я мыл руки, старец открыл глаза и слабо улыбнулся, узнав 
склонившегося над ним Мингьяра Дондупа: — Я знал, что только ты сможешь помочь 
мне, поэтому и послал за тобой в Поталу. Мои обязанности на земле еще не 
выполнены, и я не готов оставить свое тело.
   Мой Наставник посмотрел на него внимательно и сказал: — Ты поправишься. 
Несколько дней дискомфорта, возможны приступы головной боли, а потом все 
пройдет, и ты снова примешься за свои дела. Но пока что кто-нибудь должен 
дежурить у твоей постели. Через три-четыре дня всякая опасность минует.
   
   Я стоял у окна и с интересом наблюдал за жизнью незнакомого монастыря. Лама 
Мингьяр Дондуп подошел ко мне: — Ты вел себя молодцом, мы будем вместе 
заниматься медициной. А сейчас пойдем знакомиться с жизнью этой общины, она 
очень непохожа на нашу.
   Мы оставили старого настоятеля на попечение ламы и вышли в коридор. По 
чистоте здешнему монастырю было далеко до Шакпори. Да и дисциплина, похоже, 
была 
не на высоте. Монахи бродили туда и сюда, как мне казалось, бесцельно и 
бесконтрольно.
   По сравнению с нашими храмы выглядели менее ухоженными. Даже аромат 
благовоний казался здесь каким-то горьким. Во дворе играли ватаги ребятишек — в