правил и порядка. Часто среди монахов-полицейских встречаются жестокие люди, 
как 
это нередко наблюдается и среди слуг. Но нельзя же винить епископа за то, что 
помощник его садовника плохо себя ведет; равно как не стоит ожидать, что этот 
помощник садовника будет святым, если служит у епископа.
   
   В монастыре была и своя тюрьма. Место для пребывания, конечно, не из 
приятных, но и те, кого в ней содержали, не были лучше. Однажды я там побывал, 
когда мне пришлось лечить заболевшего заключенного (в то время я уже стал 
врачом 
и собирался оставить монастырь). Меня пригласили в тюрьму. На заднем дворе я 
увидел несколько кольцевых парапетов, выложенных из массивных кубических камней 

размерами около метра. Сверху на них лежали толстые каменные брусья, 
закрывавшие 
круглое отверстие метра два с половиной в диаметре. Четыре монаха полицейских 
ухватились за средний брус и с трудом стащили его с отверстия. Один из них 
нагнулся и достал откуда-то канат, изготовленный из шерсти яка; на конце каната 

была сделана петля, не внушавшая особой уверенности. Я смотрел на это 
снаряжение 
без энтузиазма: неужели мне придется доверить ему свою жизнь?
   — А теперь, уважаемый лама-врач, не угодно ли вам будет подойти и просунуть 
ногу в петлю? Мы вас опустим вниз, — сказал один из полицейских.
   Я неохотно повиновался.
   — Вам понадобится свет, — сказал другой и сунул мне в руку горящий факел — 
палку, конец которой был пропитан маслом. Оптимизма у меня не прибавилось: надо 

было держаться за канат, одновременно сжимать в руке факел, стараясь уберечь от 

огня платье и не пережечь канат, удерживающий меня на весу!.. Однако я все-таки 

спустился на глубину 8 или 10 метров. Стены лоснились от сырости, дно было 
усыпано острыми камнями и завалено нечистотами. В свете факела я увидел беднягу 

с физиономией висельника, прижавшегося к стене. Одного взгляда было достаточно 
— 
аура отсутствовала, жизнь только что покинула тело. Я прочитал молитву за 
спасение души, закрыл дико уставившиеся на меня глаза и крикнул, чтобы меня 
поднимали. Моя миссия была выполнена, дело оставалось за дробильщиками трупов. 
Как я позже выяснил, преступник был бродягой, пришел в монастырь, чтобы найти 
пищу и кров. Ночью он убил одного из монахов и, завладев его жалким скарбом, 
бежал. Его поймали и водворили в тюрьму по месту преступления...
   Вернемся, однако, к моему злополучному кухонному наряду.
   Успокаивающий эффект примочек исчез: появилось такое ощущение, что меня 
сжигают заживо. Стреляющая боль в ноге усилилась, мне казалось, что мое тело 
вот-вот взорвется. Воспаленное воображение рисовало картину с горящими углями в 

ноге.
   Время тянулось нестерпимо медленно. Я слышал шум монастыря. Некоторые звуки 
я 
узнавал, другие были мне неизвестны. По телу пробегали болевые судороги. Я 
лежал 
на животе, но и живот был весь в ожогах. Вдруг я услышал легкий шорох; кто-то 
сел возле меня. Я узнал добрый и полный сочувствия голос Мингьяра Дондупа: — 
Слишком много для тебя, малыш. Засни.
   Пальцы его осторожно коснулись моей спины. Еще раз, еще... Я впал в забытье.
   ... Бледное солнце светило мне прямо в глаза. Я проснулся, попробовал 
разомкнуть веки. Первой моей мыслью было, что кто-то больно пинает меня, чтобы 
я 
встал. Я попытался вскочить с постели, чтобы бежать на службу, но упал назад, 
застонав от боли.
   Нога!
   — Успокойся, Лобсанг, сегодня ты отдыхаешь, — донесся до меня тихий голос.
   Я повернул голову влево и с удивлением обнаружил, что нахожусь в комнате 
ламы 
и что сам он сидит возле меня. Заметив мое недоумение, он улыбнулся: — Почему 
ты 
так удивлен? Разве не справедливо, что два друга должны быть вместе, когда один 

из них болен?
   
   Я ответил вялым голосом:
   — Но вы же Главный Лама, а я маленький мальчик.
   — Лобсанг, мы долго шли вместе в прошлой жизни. Ты этого не помнишь, а я 
помню: мы были очень близки друг с другом в наших последних инкарнациях. А пока 

тебе необходим отдых. Лежи и набирайся сил, будь мужественным. Мы спасем твою 
ногу, не беспокойся.
   Я вспомнил о «Круге Бытия». Я подумал о наставлениях из буддистских