отдавала последние распоряжения, и все это делалось на повышенных тонах. Ясо, 
всего-то двумя годами старше меня, ходила взад и вперед с сосредоточенным видом 

сорокалетней женщины. Отец устранился от всей этой кутерьмы, запершись в 
кабинете. У меня было большое желание присоединиться к нему!
   Мать почему-то решила свезти всех нас в главный храм Лхасы — Джоканг.
   Несомненно, это решение было принято с единственной целью — придать 
религиозный оттенок всему приему. Около 10 часов утра (тибетское время — 
субстанция весьма эластичная) трехголосый гонг возвестил о сборе. Мы сели на 
пони — отец, мать, Ясо и еще пятеро попутчиков, среди которых был и ваш 
покорный 
слуга, не испытывавший в тот момент ни капли энтузиазма. Наша группа пересекла 
дорогу Лингхор и свернула влево, миновав подножие Потала, настоящей горы из 
зданий высотой до 130 метров и длиной 400 метров. Мы проехали через всю деревню 

Шо и, спустя еще полчаса езды по долине Джичу, подъехали к храму. Вокруг храма 
группами теснились маленькие домишки, магазины и конюшни, ожидавшие своих 
клиентов из числа паломников.
   Построенный тринадцать веков назад, Джоканг никогда не пустовал, богомольцев 

становилось все больше и больше. Каменные плиты мостовой во дворе храма местами 

были стерты на глубину стопы — по ним прошли неисчислимые тысячи молящихся.
   Паломники с благоговением двигались по внутреннему кругу, вращая ручки 
молитвенных мельниц и повторяя без устали мантры: «Ом! Мани падме хум!» 
Огромные 
деревянные столпы, почерневшие от времени, подпирали крышу.
   Тяжелый запах благовоний, курившихся непрерывно, расползался по храму, как 
летние облака над вершинами гор. Вдоль стен стояли позолоченные статуи божеств 
нашей религии. Массивные решетчатые ограды из железа в крупную клетку 
предохраняли их, не скрывая от взора молящихся, чья алчность могла оказаться и 
сильнее благочестия. Самые почитаемые божества были наполовину засыпаны 
драгоценными камнями и жемчугом, приношениями набожных душ, которые просили у 
них милости. В массивных золотых подсвечниках постоянно горел воск — пламени не 

давали погаснуть в течение тринадцати веков. Из темных углов храма до нас 
доносился звон колокольчиков, звуки гонга и приглушенный стон скрытых в стене 
раковин. Мы прошли по внутреннему кругу, как того требует традиция.
   Выполнив все ритуальные обязанности, мы поднялись на плоскую крышу храма.
   Сюда допускалось небольшое число привилегированных; отец, как один из 
попечителей храма, был вхож сюда всегда.
   Наши правительства (да, во множественном числе), возможно, заслуживают 
внимания читателя.
   Во главе государства и церкви стоял Далай-лама, он же — наш верховный судья. 

К его помощи мог прибегнуть каждый житель страны. Если требование было законным 

или необходимо было исправить допущенную кем-то несправедливость, Далай-лама 
лично следил за тем, чтобы прошение было удовлетворено и несправедливость 
устранена. Не будет преувеличением сказать, что его любили и уважали все без 
исключения. Это был неограниченный властелин. Он употреблял свою власть и 
авторитет на благо всей страны и никогда — в угоду собственным интересам. 
Задолго до вторжения китайских коммунистов он предвидел это событие. Знал он 
также, что подавление свободы — дело временное, поэтому небольшая горстка людей 

проходила специальную подготовку, чтобы не было забыто искусство наших 
священников.
   Кроме Далай-ламы, у нас было два Совета — вот почему я говорю о 
множественном 
числе. Первый Совет — по делам религии — состоял из четырех человек; это были 
монахи в звании лам. Они отвечали перед Благочестивейшим за порядок в мужских и 

женских монастырях. Через них проходили все религиозные дела.
   Второй — Совет Министров — состоял из четырех членов: трех представителей 
светской власти и одного — духовной. Они управляли государственными делами и 
отвечали за единство государства и церкви.
   Два официальных лица — их вполне можно назвать премьер-министрами — играли 
роль связующего звена между двумя Советами, а также делали доклады Далайламе. 
Особую власть они приобретали в пери од редких сессий Национальной ассамблеи, 
куда входило 50 человек из светской знати и представителей ведущих ламаистских 
монастырей Лхасы. Этот законодательный орган собирался только в исключительных 
случаях, как, например, в 1904 году, когда Далай-лама уехал в Монголию, а в 
Тибет вторглись англичане.
   На Западе можно было услышать, что Благочестивейший трусливо сбежал. Нет, он 

не сбежал. Тибетские войны можно сравнить с шахматными партиями: заматован 
король — партия проиграна. Далай-лама был нашим королем. Без него сопротивление 

становилось бесполезным, поэтому прилагались все силы, чтобы сберечь и укрыть 
Далайламу, чтобы сохранить единство страны. Те, кто обвинял его в трусости,