женство покоя погружались их души в её
присутствии" [Там же, стр. 13].

Часто во время киртана (пения и чтения гимнов) она впадала в транс.
Однажды, нанося алую краску на лоб одной женщины, она уронила ящичек,
упала и стала кататься по земле. Затем медленно поднялась и встала на
больших пальцах ног. Обе руки её были вытянуты вверх, голова слегка
наклонена в сторону и назад, а неподвижный взгляд сияющих глаз был
обращён к дальнему краю неба. Она начала двигаться и танцевать, словно
наполненная небесным присутствием, пока наконец тело её не осело на
пол, словно растаяв, и она опять стала кататься по земле. Затем из уст
её полился мягкий напев, а из глаз хлынули слёзы.

Во время киртана она часто наклоняла голову назад, пока не касалась
затылком спины, делала вращательные движения кистями и стопами, пока
не падала плашмя на пол, начинала по нему кататься, сильно
потягивалась, размер её тела мог увеличиваться или уменьшаться, при
этом приостанавливалось дыхание. Иногда казалось, что в теле её нет
костей, она подпрыгивала, как резиновый мячик, но движения её были
стремительны, как молнии. Корневые мешочки волос разбухали, заставляя
волосы вставать дыбом. Какая бы мысль не пронеслась у неё в мозге, тут
же тело демонстрировало соответствующее ей физическое выражение.

        В согласии с дыханием тело её колебалось ритмично, словно
       волны накатывали на берег и, раскинув руки, она покачивалась в
       такт музыке. Точно так, как опавшие листья слегка покачиваются
       на ветру, так изящны были её движения. Ни один человек, каких
       бы усилий он не прилагал, не мог бы повторить их. Все
       присутствующие чувствовали, что мать танцевала под влиянием
       божественных сил, которые колебали всё её существо
       волнообразно [Там же, стр. 50-51].

В уединении она непроизвольно выполняла асаны и мудры йоги. Часто
казалось, что дыханье её полностью останавливалось, и тогда её кисти,
стопы и шея "выворачивались под такими неимоверными углами, что,
казалось, они никогда не примут своего естественного положения. Яркое
сияние начинало исходить из её тела, освещая окружающее пространство,
а потом, разрастаясь, охватывало всю вселенную. В такие моменты она
заворачивалась в кусок ткани и удалялась в уединённый уголок
дома" [Там же, стр. 67]. В такие периоды взглянувшие на неё могли
испытать блаженство, а коснувшиеся её ног падали без сознания. Места,
где она лежала или сидела, сильно нагревались. Она сидела неподвижно
часами и могла внезапно замолчать посреди разговора. Если она
оставалась в одиночестве в таком состоянии на несколько дней, она не
чувствовала ни голода, ни жажды, и могла забыть, как говорить, ходить
или смеяться.

Обычно она ела очень мало, иногда днями обходясь даже без воды, а
однажды пять месяцев жила, питаясь лишь пригоршней пищи по ночам, и
потом пять или шесть месяцев употребляла лишь немного риса дважды
в неделю. На протяжении этого времени она выглядела замечательно, была
бодрой, тело её было полно здоровья и энергии. Позже режим её питания
стал ещё более аскетическим, и в 1924 году она перестала есть своими
руками, и проглатывала лишь по три зёрнышка варёного риса утром или
вечером. После того, как она совсем перестала есть рис, она вообще
перестала узнавать его. Несмотря на такой режим, иногда во время
собраний она съедала огромное количество пищи. В одном случае она
съела столько еды, что её хватило бы на восемь или девять человек; в
другой раз она съела рисовый пудинг, на который пошло около 40 фунтов
молока, и попросила добавки. Позже она рассказывала, что в то время не
понимала, что поглощает так много пищи, и съела бы тогда всё, что бы
перед ней ни поставили.

В биографии написано, что "во время самадхи её лицо теряло
свежесть жизни; тело казалось очень хрупким и слабым, и в общем
выражении её лица не было ничего ни от радости, ни от боли" [Там
же, стр. 92]. Во время одного пятидневного самадхи тело её было
холодным, как лёд, и не было никаких признаков того, что она жива,
или того, что она когда-либо оживёт. Когда она пришла в сознание и
её спросили, как она себя чувствует, она сказала: "Это состояние
вне всех сознательных и сверхсознательных планов -- сознание полной
неподвижности всех мыслей, эмоций и деятельности, как физической, так
и умственной -- состояние, что превосходит все фазы жизни здесь,
внизу" [Там же].

Говорили, что на протяжении своей жизни Шри Анандамайи Ма
соприкоснулась с многими людьми в их снах и видениях, иногда давая им
мантры или оставляя цветы на подушке, и внезапно появлялась на многих
собраниях. Её биограф говорил, что она часто появлялась перед ним в
полдень в его кабинете или в п