Я 
никогда не заключал никакого! договора с дьяволом, ни тайного, ни какого-либо 
другого. Я никогда не склонялся на его уговоры". Когда его сдавили более сильно,
 
он сказал: Иисус, Мария! Всемогущий господь, помоги мне! Я разбит. Я никогда не 

видел шабаша. Я никогда не был на шабаше. Я отрекаюсь от дьявола и верую в 
Святую Троицу. Я предаю себя в руки добрых ангелов. Пощадите! Я взываю о 
милости 
Господней!"
Пример третий, возможно, волею случая, самый трогательный, из всех судебных 
отчетов, хотя и в данном случае ход судебного ^збирательства был тот же, что и 
повсюду. 1628 году бургомистр Бамберга, 55-летний Иоганнес гОниус был обвинен в 

колдовстве собственным другом, сознавшимся под пыткой. Подобно другим 
обвиняемым 
во время первого допроса он заявил, что ничего не знает о таком преступлении 
как 
колдовство. Спустя два дня спустя "упомянутого Юниуса снова убеждали сознаться 
без пытки, но он снова ни в чем не признался. После чего, поскольку он ни в чем 

не захотел признаться, его подвергли пытке".
Уникальным в этом деле является письмо, которое Юниусу удалось передать из тюрь 

мы своей дочери Веронике, где он рассказ; вает о том, что с ним произошло.
"Затем пришли палачи, - О, Господи, яви свою милость, - и наложили мне тиски, 
стянув обе руки вместе, так что кровь брызнула из-под ногтей во все стороны, и 
в 
течение четырех недель я не мог ничего делать руками, как ты можешь увидеть по 
моему почерку.
После этого они раздели меня, связали руки за спиной и поместили на дыбу. Тут я 

подумал, что наступил конец света. Восемь раз они поднимали меня и позволяли 
падать вниз, так что я страдал от ужасных мучений. Я сказал доктору Брауну: "Да 

простит вас Господь за подобное обращение с невиновным и уважаемым человеком". 
Он ответил: "Ты - мошенник"
Это произошло в пятницу, 30 июня, i с божьей помощью, я должен был выд< жать 
пытку.  Когда наконец палач отв<_ . меня обратно в камеру, он сказал: "Господин,
 
умоляю вас,  именем  Господа,  пр знайтесь   хоть   в   чем-нибудь,   неваж.
17
Введение
правда это или нет. Придумайте что-нибудь, потому что вы не сможете выдержать 
пыток, которым вас подвергнут, но даже, если вы выдержите, вам все равно не 
суждено спастись - даже если бы вы были графом. Одна пытка будет следовать за 
другой, пока вы не скажете, что вы - колдун. И без этого, - сказал он, - они не 

оставят вас в покое, так было на всех процессах, которые они вели, каждый раз 
одно и то же...
Затем я должен был сказать, кого из людей я видел [на шабаше]. Я сказал, что не 

узнал их. " Гы, старый мошенник, я должен заставить палача схватить тебя за 
глотку. Говори - не было ли там канцлера?" И тогда я сказал: "Да". "Кто, кроме 
него?" Я никого не узнал. Тогда он сказал: "Водите его по улицам. Начните от 
рынка, затем перейдите на другую сторону улицы и возвращайтесь по соседней". Я 
должен был назвать там несколько человек. Затем началась длинная улица Я никого 

не знал. Должен был назвать восемь человек, живущих на ней. Затем - Цинкенворт 
- 
еще один человек. Затем по верхнему мосту к воротам Георгтор по обоим сторонам. 

Снова никого не знаю. [Мне сказали], если я знаю кого-нибудь из замка - неважно,
 
какую должность он занимает - я должен назвать его без страха. И так 
последовательно они расспрашивали меня по всем улицам, хотя я не мог и не хотел 

больше говорить Тогда они передали меня палачу, велев ему раздеть меня, обрить 
повсюду и подвергнуть пытке: "Этот негодяй знаком с кем-то на рыночной площади, 

видится с ним ежедневно, и, все-таки не хочет назвать его" Он имели в виду 
бургомистра Дитмайера, поэтому мне пришлось также назвать и его
Затем я должен был сказать, какие преступления я совершил. Я ничего не ответил. 

"Вздерните этого мошенника на дыбу!" Тогда я сказал, что до\жен был убить 
своего 
ребенка, но вместо этого убил лошадь. Это не помогло. Я сказал еще, что якобы 
взял священную облатку и закопал ее Когда я сказал это, меня оставили в покое.
И теперь перед тобой, дитя мое, мои действия и признания, из-за которых я 
должен