безумием и опровергать успех, которого они несомненно достигли. Гораздо легче и 
естественнее думать, что эти добровольные поборники ереси, которым не позволено 
было явно выражать свои идеи, предпочитали темные обороты поэзии и легкие формы,
 скрывавшие их мысли, как пышные и веселые суды любви, может быть, скрывали 
«ложи» альбигойцев от глаз папской инквизиции. То же самое делалось для 
политических целей в различные периоды. Таким образом у нас есть Охота за 
оленем из оленей Грингора (каламбур, обозначающий папу, Юлия II, намеком на 
servus servorum (1), в которой папа выставлен на посмешище.
(1) Раб рабов.

120. Поэзия трубадуров. — Арно Даниель был непонятен даже для современников; по 
словам Монтодонского монаха, «никто не понимает его песен», а между тем Панте и 
Петрарка хвалят его более всех провансальских поэтов, называют его «Великим 
мастером любви» — может быть, это титул сектантского достоинства — и 
превозносят его слог, чего они не сделали бы, если бы не были способны 
разобрать смысл. Пламенные излияния трубадуров всегда обращены к какой-нибудь 
даме, хотя они не смели называть ее по имени: «Если меня спросят, к кому 
обращаются мои песнопения, я скрою это втайне. Я делаю вид, будто это тайна, но 
это неправда». Возлюбленная, к которой взывают, как Беатриче Данте, была 
очищенная религия любви, олицетворяемая Девой Софией.

121. Степени у трубадуров. — У трубадуров существовало четыре степени, но Роман 
о Розе разделяет их на четыре и три, таким образом производя мистическое число 
семь. Эта поэма описывает замок, окруженный семью стенами, покрытыми 
эмблематическими фигурами, и кто не мог объяснить их таинственного значения, 
того не пускали в замок. Трубадуры также имели свои тайные знаки, по которым 
узнавали друг друга, и предполагают, что «менестрели» так названы потому, что 
они были исполнителями (ministers) тайного богослужения.

122. Суды любви. — Я уже говорил о них; от них, вероятно, происходят Приемные 
ложи, рыцари и нимфы Розы (272—277). Декреты, произносимые там с педантическими 
приемами, если их буквально перетолковать, покажутся легкомысленными или 
безнравственными, и поэтому несовместимыми с нравственностью и обычаями
альбигойцев, которые были чисты и суровы. Следовательно, суды любви могли 
скрывать более суровые предметы чем решение вопросов чисто любовных, и стоит 
подчеркнуть, что эти суды, так же как и порода трубадуров исчезли с 
уничтожением альбигойцев мечом и кострами инквизиции.


III.

УТЕШЕНИЕ

123. Исторические примечания. — Италия, хотя и подстрекаемая Римом, а может 
быть, именно потому, что подстрекаемая, поддерживала новые доктрины. Милан был 
одним из самых деятельных очагов катаров. В 1116 г. в этом городе было больше 
еретиков, чем  католиков. В 1150 г. катары были во Флоренции и особенно женщины 
чрезвычайно энергично распространяли учение секты, которая сделалась так сильна,
 что произвела в городе революцию в пользу гибеллинов. В Орвието катарство 
преобладало в 1125 и было преследуемо в 1126, преследования были всего свирепее 
в Вероне, Ферраре, Медене и проч. В 1124 много этих сектантов встречалось в 
Калабрии и Неаполе, и даже Рим был наполнен ими. Но Ламбардия и Тоскана всегда 
были центром этого возмущения.

124. Доктрины и правила. — Однако мы имеем весьма скудные понятия об этой секте,
 потому что, в отличие от других еретических обществ, она старалась скрывать 
свои действия. Она имела больше сходство с манихейством и догматами альбигойцев,
 подобно последним скрывая свои доктрины не только от света, но даже от своих 
прозелитов низших степеней. Катары верили в переселение душ, предполагая, что 
потребно семь подобных переселений для того, чтобы достигнуть света; но, как и 
в других случаях, это, вероятно, был эмблематический способ говорить о степенях 
посвящения. Они имели коммунистические наклонности и были против брака, как 
филантропы, они вели трудолюбивую жизнь соединяли бережливость с милосердием, 
основывали школы и больницы, странствовали по суше и по морю, чтобы набирать 
прозелитов, оспаривали у судей право отнимать жизнь, не порицали самоубийства
и опередили тамплиеров в презрении к кресту Они не могли понять, как христиане 
могут поклоняться орудию смерти Спасителя, и говорили, что крест есть 
изображение зверя в Апокалипсисе и предмет омерзения в святом храме. Они 
исполняли свои обряды в лесах, пещерах, отдаленных долинах; вот почему 
принадлежавшие к этой ереси и другим, происходившим от нее, могли отвечать на 
вопрос- «Где наши древние братья встречались прежде, чем у них были ложи? 
Повсюду». Их обвиняли в удушении или предании голодной смерти умирающих и в 
сожжении детей; в этом обвиняли также митраистов, христиан, гностиков, иудеев, 
а недавно и ирландских католиков. Это обвинение, как и в других случаях, 
вероятно, 
происходило от какого-нибудь символического жертвоприношения, буквально 
перетолкованного их противниками. У них было четыре таинства и утешение 
состояло в наложении рук или крещении Святым Духом, которое, употреблявшееся 
только в отношении к совершеннолетним, отпускало грехи, сообщало утешительный 
дух и упрочивало вечное спасение. Во время преследований обряды сокращались,