избежного конца. Сама история кажется ему
<циничной пройдохой>, которая разыгрывает с
людьми какие-то глупые шутки (<Исторические
нравоучительные рассказы>). Европа раскрыва-
лась перед А. совсем не с той стороны, которая
запечатлена в остроумной веселой <Экспеди-
ции в Западную Европу> (191 1) или в пародий-
ной <Всеобщей истории, обработанной <Сати-
риконом> (1911). Горестные эмигрантские буд-
ни, <врангелевское осадное сидение> приводят
к ожесточению, не способствующему поискам
<смешного в страшном> (название сборника
рассказов, вышедшего в Берлине в 1923), Ге-
рой <Записок простодушного. Я в Европе. Тур-
ция-Чехословакия> (Берлин, 1923), напомина-
ющий самого автора, плачет на свадьбе и сме-
ется на похоронах, он отчаянно пытается со-
хранить связь с родиной, чувствуя с каждым
днем невосполнимость ее потери.

Циник - последняя из масок А. Обличи-
тель мещанства, потом его развлекатель, эстет,
сибарит и сноб превратился в циника. Смех А.
становился все глуше. Лишь в книге <Пантеон
советов молодым людям на все случаи жизни>
(Берлин, 1924) слышится прежний жизнерадо-
стный голос писателя. В книге <Отдых на кра-
пиве> (Варшава, 1924) А. признавался: <Я всег-
да был против того, чтобы мои книги низводи-
лись до степени мягкой перины>.

Роман А. <Шутка мецената> - последняя
попытка воскресить веселый смех. В шаржиро-
ванной форме писатель рисует обстановку ли-
тературной жизни в России начала XX в., пере-
дает атмосферу петербургского мирка, в кото-
ром привольно чувствовал себя сатириконский
<король смеха>. Пародийный образ Мецената,
отразив какие-то черты самого автора, свиде-
тельствует о творческом кризисе А. Скучаю-
щий Меценат признается, что любил <всякую
живую жизнь, но как-то случалось, что искал
он ее не там, где нужно>.

Незадолго до смерти А. сетовал: <Какой я те-
перь русский писатель? Я печатаюсь, главным
образом, по-чешски, по-немецки, по-румынски,
по-болгарски, по-сербски, устраиваю вечера,
выступаю в собственных пьесах, разъезжаю по
Европе, как завзятый гастролер>. Летом 1924
А, перенес операцию по удалению глаза; стала
резко прогрессировать болезнь сердца. Он
скончался в пражской городской больнице, по-
хоронен на Ольшанском кладбище. Завещал пе-
ревезти тело в Россию. В некрологе Н.Тэффи
писала: <Многие считали Аверченко русским
Твеном. Некоторые в свое время предсказыва-
ли ему путь Чехова. Но он не Твен и не Чехов.
Он русский чистокровный юморист, без надры-
вов и смеха сквозь слезы. Место его в русской
литературе свое собственное, я бы сказала -
единственного русского юмориста. Место, ос-
тавленное им, наверное, долгие годы будет пус-
тым, Разучились мы смеяться, а новые, идущие
на смену, еще не научились>.

Соч.: Развороченный муравейник. Эмигрантские
рассказы, М.-Л., 1927; Избранное. Вашингтон. 1961:
Три книги. Нью-Йорк, 1979; Салат из булавок. Нью-
Йорк, 1982. Кривые углы. М., 1989: Осколки разбито-
го вдребезги. М., 1989; Битва в киселе. М., 1990; Хло-
потливая нация. М., 1991; Записки простодушного.
М" 1992.

Лит.: Пильский П. Затуманившийся мир. Рига.
1929; Тэффи Н. Воспоминания. Париж, 1931: Евстиг-
неева Л.А. Журнал <Сатирикон> и поэты-сатирикон-
цы. М., 1958: Левицкий Д.А. А.Аверченко. Жизнен-
ный путь. Вашингтон, 1973; Спиридонова Л.А. Рус-
ская сатирическая литература начала XX века. М.,