одновременно два веча в разных местах.
   Особого порядка совещаний на вече не было. Как только соберется народ и 
наполнит площадь, так и начиналось обсуждение дела. Конечно, не все, 
собравшиеся 
на вече, в один голос говорили и решали все дела; из всего "многолюдства" 
выделялись наиболее решительные, смелые и лучше понимавшие дело, они-то и вели 
весь разговор.
   Размещались на вече люди в некотором порядке. В середине, ближе к князю и 
епископу и к выборной городской старшине - посаднику и тысяцкому, - собирались 
те, кто пользовался большим значением в городе или за свое богатство, или за 
услуги, или по преклонному возрасту. В этой сравнительно небольшой кучке и 
сосредоточивалось все обсуждение дела, а толпа присоединялась к какому-либо 
одному из мнений, и тогда оно торжествовало. Бывало, разумеется, и так, что 
толпа, возмущенная или раздраженная тем делом, которое обсуждалось, и пришедшая 

на вече с заранее решенным мнением, заставляла "лучших людей" принять то, что 
она принесла с собой, быть может, после долгих предварительных рассуждений по 
дворам и горницам. Понятно, что при таких условиях вече становилось иногда 
слишком шумным и беспорядочным сборищем, и тогда "людие, по словам летописи, 
(были) яко взбеснеша, или яко звери дикие, и речи слышати не хотяху, бияху в 
колоколы, кричаху и лаяху..."
   При обсуждении дел никакого подсчета голосов не велось, и требовалось всегда 

или единогласное решение, или такое большинство, которое было бы ясно видно и 
без всякого подсчета голосов. Решение веча, таким образом, действительно 
исходило от всего города. Единогласие получалось мирным путем, если успевали 
сговориться и поставить на чем-нибудь одном, но если страсти разгорались, то 
дело решал не словесный бой, а кулаки и топоры. Никаких записей того, что 
происходило на вече, не велось; что касается до самого порядка совещаний, то он 

был изустный и не был заключен ни в какие формы. Ни председателя, ни 
руководителя прений не было - по крайней мере, летопись совершенно не указывает 

на существование их. Первый вопрос предлагался вечу обыкновенно тем, кто его 
созвал, - князем, посадником или кем иным, а затем начиналось самое совещание. 
Есть указания в летописях, что люди богатые подкупали людей бедных для того, 
чтобы они своим говором и криком на вече заглушали речи противников и 
способствовали проведению мнений тех, кто подкупал их.
   Так как на вечевых собраниях не требовалось присутствия определенных лиц, в 
определенном числе, а нужно было только, чтобы присутствующие были горожане, то 

состав веча бывал очень непостоянен в своих решениях. Сегодня собрались в таком 

соотношении, что большинство высказывается за известную меру, а назавтра 
созвонили вече, собрались в большинстве противники принятого вчера решения, и 
вот принято вместо вчерашнего - противоположное ему. Но даже и в тех случаях, 
когда вече собиралось однородное, оно настолько зависело от настроения духа 
подвижной массы своих членов, что очень легко меняло свои решения. Такой 
порядок 
вещей очень способствовал развитию известной партийности в среде горожан и 
создавал обстановку, очень способствующую развитию партийной борьбы.
   Кроме избрания князя, вече, как высшее правительственное учреждение, как 
правительство само, решало вопросы о войне и мире. Но вопрос о войне и мире 
решал также и князь. Как устраивались в этом вопросе обе власти? Дело в том, 
что 
князь и вече ведали войны, так сказать, различного характера. Если князь вел 
войну на свой страх и риск, то вече в нее не вступалось, если же князь требовал 

помощи горожан, то вершителем вопроса войны или мира и с решающим голосом 
становилось и вече.
   Летопись рисует нам не одну картину взаимоотношений князя и вече на почве 
вопросов войны и мира. В 1147 шла борьба между старшим внуком Мономаха, 
Изяславом, и его дядей, младшим сыном Мономаха, Юрием. Старинные противники 
Мономаховичей, черниговские Ольговичи, предложили союз Изяславу. Далее по 
летописи: "Изяслав созвал бояр своих, всю дружину свою и всех киевлян, т.е. 
вече, и сказал им:
   - Вот я с братией моей хотим пойти на дядю своего к Суздалю. Пойдут с нами и 

Ольговичи. Киевляне на это ответили:
   - Князь! Не ходи на дядю своего в союзе с Ольговичами, лучше уладь с ним 
дело 
миром. Ольговичам веры не давай и в одно дело с ними не путайся.
   - Они крест мне целовали, - отвечал Изяслав, - и мы сообща порешили этот 
поход; не хочу менять моего решения, а вы помогите мне.
   - Князь, - сказали тогда киевляне, - ты на нас не гневайся: не пойдем с 
тобой 
- не можем поднять руку на Владимирово племя. Вот если на Ольговичей, так с 
детьми пойдем.
   Тогда Изяслав решил идти один с дружиной и охотниками, кликнув клич по них:
   - А тот добр, кто по мне пойдет!"