ворот. Чтобы животное ничем не отвлекалось и  смотрело только  под  ноги, на
глаза его одевали шоры -- плотные кусочки кожи. А иногда даже ослепляли. Так
на протяжении долгих часов, изо дня в день,  бродило безропотное существо по
одному и  тому же кругу,  толкая одну и ту же палку под  неумолчное журчание
бегущей воды. Мне  трудно  решить, чего больше в этом примере:  тупости  или
мужества, покорности судьбе или верного исполнения долга?
     Занудливость проистекает из неспособности соблюдать меру. Подобно мухе,
попавшей в мед и захлебнувшейся сладкой патокой, зануда не в силах вырваться
из  липкого плена увлекшего его занятия.  Все остальное  перестает для  него
существовать; точнее, все на свете начинает видеться ему сквозь призму того,
чем он увлечен. С наивностью новообращенного он всех желает втянуть в тот же
круг  переживаний, мыслей  и  реакций. Не замечая  нарастающего  раздражения
окружающих, зануда воодушевленно дарит всех тем, что заключено в нем. Что из
того, если  дары  его  обременительны?  Ведь никто не  решится  отрицать его
щедрости и искреннего желания сделать личное всеобщим достоянием.
     Увы!  в  своих  побуждениях  зануда  чрезмерен.  Ему на  роду  написано
вызывать утомление, усталость и скуку. Он продолжает дело и тогда, когда оно
начинает вредить самому себе. Он так многословно и часто повторяет одну и ту
же  интересную мысль, что ее начинают презирать. В чувствах он так назойливо
настойчив и обременителен, что  вызывает отвращение. Бедняга, рок сулил  ему
поступать   невпопад,   и   он  с   редкой   последовательностью   выполняет
предначертание рока.
     Однако  с точки  зрения зануды, как раз остальные люди, а отнюдь не он,
поступают   невпопад.    Именно    они    --   другие    --   легкомысленны,
непоследовательны, хватаются то за одно, то за другое. Я склонен согласиться
с этим мнением  занудливого человека;  во всяком  случае, он  имеет на  него
полное право. Ведь зануда  -- это образец личности, доводящей дело до полной
завершенности.  Никакое начинание  он  не  оставит на  полдороге.  Какие  бы
препятствия не возникли, как  бы утомителен ни  был путь, зануда пройдет его
от начала до конца. Он достигнет всех, самых отдаленных следствий, он узнает
все  варианты  и  возможности,  он обретет  все,  что  можно  обрести.  Этот
неприметный и  осмеиваемый гений  добросовестности  не оставляет после  себя
недоделанного и незавершенного. Там, где приложил руку зануда, можно ставить
табличку:  "Исчерпано".   Это   слово   да   послужит   скромной   эпитафией
непритязательному  душевному  качеству,  и да  будет оно  укором  всем, кто,
презирая зануду, не вправе сказать  о себе: "Я прошел свой путь до конца". А
ведь какие великие слова!
     

     Сутягой  называют  человека,  которым  владеет   непомерная  страсть  к
отстаиванию своих прав и того,  что  кажется ему правильным и  справедливым.
Сутяга  производен  от тяжбы, которую ведет  по всякому  поводу  и,  кажется
иногда,  со  всем  миром. Главное  его побуждение -- настоять на  своем,  не
отдавая  себе отчета  ни в правомерности претензий, ни в значимости  дела, к
решению  которого  привлекаются средства и  усилия. Так, во  всяком  случае,
кажется окружающим,  раздраженным тягучей неотступностью сутяги. И  мало кто
догадывается  о  тайном мотиве  сутяжничества. К  нему склонны люди, которым
попросту  ...недостает  общения,   человеческого   общества,   естественного
внимания  к  их  личности.  Видимо,  в них  действительно отсутствует особое
обаяние, привлекающее окружающих. Но  ведь внимание нужно не только баловням
судьбы,  умницам  и  красавцам,   щедрым   и   великодушным,  культурным   и
жизнерадостным. А если  природа и вывихи жизни отняли  у вас все, чем  можно
понравиться людям,  а потребность  в  их обществе осталась? Тогда  только  и
остается,  что навязывать им свое присутствие и,  если они сами  не замечают
вашей  значительности и  не  отдают  ей  положенного,  то  должным  образом,
используя силу  закона, социальных институтов и общественного мнения ее всем
и вся внушить.
     Вот  и   начинает  сутяга  "обращаться   в   инстанции",   "ходить   по
учреждениям", "привлекать внимание к вопросу" и всячески обременять сознание
максимального  количества ответственных  и служебных  лиц своей  безнадежной
правдой.  Только  столкнувшись  с сутяжничеством, открываешь, что  и правота
может быть  постылой. Даже истина и польза,  если их  отстаивают непомерными
средствами и с излишним усердием, теряют всякую ценность и обращаются в свою
противоположность.
     Всякий,  кого  обременяет  сутяга, пусть  вспомнит, что им движет жажда
общения и человеческого участия. Она реализуется  в  отталкивающей форме, но
стремление-то не может  не вызвать сочувствия!  Быть  может, правда о сутяге
поспособствует   смягчению   нашего  восприятия  его  --  инвалида   людских
взаимоотношений.
     

     Кто учтив, тому больше нечего желать. Вежливость  открывает любые двери
и сердца, ею успешно торятся жизненные пути.
     Любое общество, и  всякий порок  жизни, и все возвышенные  нравы  -- не
более чем ритуалы. Можно исполнять ритуал слишком искренне, принимая  его за
саму  действительность.  Однако  подобное усердие скорее  приносит вред, чем
пользу. Учтивый  человек  хорошо понял двусмысленность ритуала.  Он  уважает
притязания  ритуала  на то, чтобы быть действительностью, и  одновременно не