нежность, доброжелательность и даже, подчас, жертвенность. Своего возможного
судью плут всегда  оставляет в сомнении и  колебаниях, даже  если  проступок
установлен  совершенно точно.  Ведь  в осуждении  всегда  кроется тщеславная
надежда  на исправление  провинившегося,  и  продуманными,  добропорядочными
черточками  своих  неблаговидных  деяний плут внушает  свою  неокончательную
порочность.  "Я  не погиб для  дела добра",-- словно говорит он. "Еще слышен
мне голос совести, и готов я следовать ему".
     Подобная манера поведения приводит к тому, что плут редко попадает  под
суровое  наказание. Он  заранее  готовит себе  возможность отступить,  умело
используя  ее  в  момент  опасности  или  настигшего его  осуждения.  Почуяв
проигрышность  своего дела, плут не упорствует в  неблаговидной затее  и  не
стремится осуществить ее  во  что  бы то ни стало.  Вследствие  органической
неверности своей  натуры плут не  способен стать человеком зла  и  держаться
злого  умысла  до  любого   исхода.   Девиз:  "победа  или   смерть!"--самое
отвратительное сочетание  слов  для  плута. Жизнь, только жизнь предпочитает
он, сколь бы скудными ни были ее проявления. Он редкостный жизнелюб.
     Поэтому  как только  опасность  становится грозной и  плутовская  затея
обнаруживает  свою бесперспективность,  так сразу  плут  меняется  и  спешит
отречься от  того,  что  делал. До окружающих  еще только  начинает доходить
неблаговидный  смысл его  поступков,  а  плут уже  кается.  И,  предупреждая
обвинения,  сам  указывает на свои грехи,  тут же отыскивая, на кого свалить
бремя вины. Так покаянием, ужимками, искренними слезами и ловкой подтасовкой
фактов плут ускользает от ответственности. Как-то уж странно оказывается при
разборе  плутовского  дела,  что  в  нем  причудливо  замешаны  почтенные и,
несомненно,  достойные  люди.  Одной  ли, другой  стороной  они, выясняется,
причастны К плутовскому замыслу и невольно способствовали осуществлению 
его.
От этого  пренеприятного открытия  гаснет их  обвинительный пыл и  смущается
общественное  мнение,  неспособное   судить  неоднозначно.   И   редко   кто
догадывается, что  все  это  плут  заранее  имел  в виду и предусмотрительно
позаботился сделать своими невольными пособниками честных людей.
     Так, вспыхивая, угасая и кружась, проходит жизнь плута и никогда нельзя
вынести о ней определенного суждения, и сам плут, я  полагаю, его не  имеет,
ибо неистребима в нем лукавая переменчивость.
     ¶Неверность слову, или...§
     Проблема несоответствия слова и дела стала проблемой так давно, что уже
не различишь  ее истока. Можно предположить, что не держащий слова просто...
занят делом. Однако, предвидя ироническое и недоверчивое отношение  читателя
к   этому  предположению,  я  спешу  подыскать  более  серьезные  объяснения
названному недостатку.
     

     Держать слово в  наш разговорчивый век чрезвычайно трудно.  Трудно хотя
бы  по  причине  небеспредельности  человеческой  памяти.  Ведь,  право  же,
невозможно  удержать  в голове все  то,  что  произнесет собственный  язык в
течение  хотя  бы  одного беспокойного  дня. А  если такие  дни нескончаемой
чередой тянутся  из  месяца  в  месяц?  И  даже  из  года  в год? Эх,  суета
суесловия...
     Так уж странно устроена наша цивилизация, что все только говорят. Никто
не хочет слушать, и потому быть услышанным --  редкая  удача.  Не приученный
слушать,  человек  сам не  слышит,  что он  болтает. А  если  он  не  слышит
собственных слов, то  было бы  странно, если бы  он их держал. Как  держать,
если толком не знаешь что?
     Или  еще  одна особенность  нашей  жизни:  никто не  ищет в  словах  то
содержание,  которое вложил в  них говорящий. Все готовы откликаться лишь на
расхожие, общеупотребительные  значения слов, а значит, понимают их  в самом
плоском,  истершемся, пошлом  смысле.  Оттого  и  получается, что  даже  сам
перестаешь принимать собственную речь за свою. Никто уже не вкладывает в нее
содержание собственной жизни; не стремится, напрягаясь и мучаясь, выразить в
ней  свои,  только  ему принадлежащие  мысли, чувства,  желания.  Приученный
всеобщим невниманием  к небрежности, человек все чаще употребляет слова не в
их  собственном --  своем личном,  выношенном  --  смысле,  а  в  обыденном,
расхожем, общепринятом. Тогда ему сразу становится легко,  слова  сыпятся  с
его  языка словно горох,  он воспаряет на  крыльях бойкой речи.  Однако если
слова  существуют как бы  между людьми, если их  значения  выражают не  твой
опыт, а нечто публичное, в реальности чего убедиться весьма трудно, то нужно
быть величайшим  глупцом,  чтобы за этакие  слова отвечать.  С  какой стати!
Пусть отвечает  тот,  кто их  выдумал! Из этого справедливого негодования  и
рождается неверность слову.
     К   слову   сказать,    и   некоторые   ученые-языковеды   способствуют
распространению  в обществе суесловия.  Ведь  они полагают, будто есть между
людьми одного народа некий единый, однозначный язык. Будто слова этого языка
обладают некими самостоятельными значениями, никак не  зависящими ни от воли
и сознания,  ни от жизни  каждого. Какой бы жизнью ты ни жил,  язык остается
для всех единым  и  хранит  свои  строгие значения в словарях.  Право слово,
большей бессмыслицы я не  слыхивал! Виданное ли дело, чтобы человек знал то,
что  в руках не  держал и  в себе  не пережил?  Все,  что мы  не знаем  и не
испытали, то  определяем через  хорошо  известное.  Когда  первые  каравеллы
португальцев  прибыли в  Индию, местный очевидец  так  их описал:  "Приплыли