стремлениях заключена такая жестокость,  такое  немилосердие к  человеческой
природе, что  никакая подлость, кажется мне, не способна столь  бесповоротно
уничтожить  и  унизить  личность,  как  не  знающее  сомнений чистосердечное
стремление к честности.
     Догмат абсолютной  честности  есть  не  что иное, как  перенос в  сферу
нравственности  заветной  мечты  упорного  рационализма,  в  соответствии  с
которой  все в мире  покоится  на единых  основаниях  и согласуется  с ними.
Достаточно выяснить эти основы бытия, полагает рационалист, и все дальнейшее
станет, как говорится, "делом техники", или "метода". С  нравственной  точки
зрения  честность и представляет  собой  правильный метод надежно  держаться
определенных оснований -- того должного, истинного, доброго, на чем зиждется
человеческая жизнь. И все было бы хорошо,  если бы прихотливое течение жизни
не   обманывало  всякую  моральную  систему,  возомнившую  себя  абсолютной.
Только-только философ,  политик,  проповедник, моралист, изощрив свою мысль,
установит некоторые  надежные и бесспорные  основы  человеческого общежития,
как  тут  же  в  чем-нибудь  случится  изъян. Так  уж  странно  выйдет,  что
где-нибудь неминуемо  обнаружится вопиющее несоответствие между моралью и ее
последствиями. Словно дьявол ворожит!
     Однако нечего припутывать нечистого там, где он даже кончиком хвоста не
касался. Это жизнь выказывает свой подлинный нрав, разоблачая  заключенные в
слепой,     чистосердечной,    безапелляционной     честности    жестокость,
несправедливость и  тайную  злобу.  Рядом с такой  честностью ложь  выглядит
просто способом самосохранения человека, избегающего посредством лжи насилия
над собственным "я".
     

     Еще Сократ выявил разницу между множеством прекрасных вещей и сущностью
прекрасного. С тех  пор человеческая  мысль  напряженно пыталась  постигнуть
сущность   красоты,   одновременно  собирая   тайную  коллекцию   проявлений
прекрасного. Вряд ли  мне удастся внести вклад в разрешение первой проблемы,
но  вот на один из  странных случаев  любования  прекрасным хочется обратить
внимание.   Речь   идет  о  человеческой   натуре,  способной  пленяться   и
очаровываться...  рабством; будто оно  художественный  шедевр, замечательное
лицо или выдающийся подвиг.
     Поистине  удивительно  разнообразие  человеческих  страстей  и  эта  --
раболепие  --  одна из  наиболее  вычурных,  но и широко распространенных. В
раболепии  заключено умиление и  восхищение рабством, причем  не со  стороны
господина,  а,  как  это  ни покажется  странным,  со стороны раба. Глубокая
униженность  стала  нормальным  самоощущением  этой  натуры,  а  безропотная
покорность -- вторым ее естеством.
     Напрасно думают,  будто  рабское  состояние --  примета  давно  ушедших
древних времен. В моральном смысле рабом становится всякий, кто  отрекся  от
свободы, беспрекословно и полностью передав свою волю в распоряжение другого
лица, которое отныне  получает  имя господина.  Однако  человеку, по природе
обладающему   свободной    волей,   в   рабстве   жить   противоестественно.
Следовательно, его  необходимо облагородить  хотя бы своим чувством,  сделав
приемлемым и нормальным. Лишь раболепие, любовь к своему рабству  спасает от
смерти рабское "я".
     Известно,  что крайности сходятся. Это правило  действует и в отношении
любви.  Это  чувство,  принято  считать,  возвышает  личность,  сообщает  ей
ощущение  собственного   достоинства.  Но  рабство,  угнетение,  уничтожение
личности также способно внушить любовь  жертве рабства  и насилия. Раб,  чье
достоинство  сломлено, падает  в любовь к своему  господину. Он, 
разбитый  и
униженный, самосохраняется в  этом извращенном чувстве. Никакое действие  --
свое  или  чужое  --  раболепный  человек  не может  представить  без указки
господина,  и оттого всякое проявление самостоятельности тревожит, возмущает
и раздражает его. В независимости других  людей он чувствует молчаливый укор
собственному  ничтожному  состоянию,   и  оттого  такие  люди  вызывают  его
неукротимую  злобу   и  ненависть.  Нет  для  него  ничего  сладостнее,  чем
подтвердить,  что все люди -- рабы.  Единственно, в  чем раболепный  человек
оказывается смел и инициативен,  так это в повсеместном насаждении  рабства.
Эта обуянная раболепием  личность -- "холоп", составляет основной ингредиент
верноподданного, обескураживающе бескорыстного в своей преданности.
     Но разве способен человек  жить, нисколько не  любя своей жизни? А если
жизнь такова, что не оставляет иной возможности,  как быть рабом? Отказаться
от нее? Умереть, уничтожить себя? Вероятно, именно  так поступают  герои. Но
будь  все люди героями --  обезлюдел бы мир. Не будем  же хвалить раболепие,
нет.  Однако и  осуждая его, не забудем  -- именно оно помогало человечеству
выжить в условиях, в которых выжить -- нельзя!

       

     Мне неловко оправдывать глупость, ибо я сам неразумен,  о чем  искренне
поведал в предисловии к этой  книге. Преодолевая себя,  начертал  я название
"Глупость". Неловко и стыдно  мне. Ведь  имей я разум оправдать глупость, то