Суть  строптивости в том,  чтобы поступать вопреки. Строптивцем владеет
демон  несогласия. Он  не терпит над  собой  ничьей воли  и восстает  против
всякой власти,  которая хочет  над  ним  возобладать.  Даже  себе  самому он
подчиняется  не   вполне.   Истинный   руководитель  его  поступков  --  дух
неповиновения. Строптивость нельзя оправдать.  Как можно  обелять стремление
всему стать поперек и поступать вопреки, даже не разобравшись: правильно или
ошибочно то, против чего направляется протест?
     Строптивость  ужасно   утомительна.  Она  вечно   создает  препятствия,
превращая простое в сложное, бесспорное  -- в недостоверное, общепринятое --
в  неприемлемое. Все вещи  и  положения строптивый выворачивает наизнанку, а
что  открыто  и  доступно  -- сворачивает  внутрь.  Как  хочется  бежать  от
строптивца к его противоположности -- покладистой натуре. Там на всякое наше
"да"  мы  услышим  желанное  "конечно",  на  любое  "нет"  --  успокаивающее
"разумеется". Покладистость многим  по  душе.  Покладистый человек, дескать,
приятен  в общении; он  надежен,  как прочный стул; он охотно  взваливает на
себя любое дело, не особенно вникая в его смысл и даже не сочувствуя ему. О,
да! покладистая  натура мыслями  и  чувствами всегда  с  Вами! Как  важно  и
полезно для психического здоровья почувствовать себя частичкой внушительного
целого. Это действует подобно освежающему  душу, который смывает  усталость,
копоть жизни, паутину забот и обстоятельств, омертвевшую кожу озабоченности.
Ставший   частью   массы  погружается  в  экстаз.   Человек   опьянен  общим
настроением, и это делает его безотказным и покладистым. Подобно верблюду --
да  простится  мне это сравнение! -- везет покладистый  человек  любую ношу.
Безропотность его просто поразительна!
     Покладистость  приемлет  все;  в  свете  ее  крайних  проявлений  вещи,
кажется,  вообще теряют  отчетливые  контуры и границы. "Пусть будет так",--
"хорошо";  "а, может быть,  этак?" -- "тоже неплохо".  Мы начинаем замечать,
что в обществе покладистых людей незаметно теряем свою волю. Она, как  и все
остальное, утрачивает  свою форму  и направленность. Раз все равноприемлемо,
то  все  едино,  как  и  чему  быть.  Мы  обмякаем,  избавленные   от  труда
самоутверждения.   Наша   мысль  становится  немного  ленивой,   реакции  --
замедленными, а  чувства -- вялыми.  В ком еще жив  инстинкт самосохранения,
вскоре с испугом  заметит,  что  окружающая  нас  покладистость  оказывается
удивительно едкой, разлагающей средой.  Она лишает душу  усилий, стремлений,
потребности выбирать и, в конце концов, уничтожает основу основ личности  --
способность желания.  И тогда, устрашенные вязкой, добродушной, бесстрастной
покладистостью, всасывающей наше "я" с неотвратимостью трясины, мы бросаемся
в стихию  строптивости.  Она  --  как освежающий порыв  ветра в застоявшемся
воздухе; как капли дождя, разрывающие духоту жаркого дня.
     В   строптивой  натуре  воплощается   крайняя,   нерассуждающая   форма
утверждения личностью своей  независимости. Нужда  в этом душевном  свойстве
чрезвычайно велика.  Ведь окружающий мир непрестанно посягает на нас. У него
всегда находится, чем занять  каждого, и он с  усердием  предписывает всякий
наш шаг.
     Склонный к  покладистости даже не замечает  этой агрессивности  внешней
среды.  Всего  сильнее  в   нем  оказывается  страх  оторваться  от  других,
["Проявить  свою  самостоятельность. Даже  если навязываемое  поведение  ему
претит и даже  тягостно,  то все  равно он  кротко принимает  его, мечтая  о
лучшей доле. Разве что легкое раздражение, да некоторая  усталость возникнут
в покладистой душе, никогда не поднимаясь, впрочем, до решительного протеста
и гневного возмущения.
     Напротив,  строптивец  всегда  готов  поступить  наперекор,  и  в  этой
готовности  --  одна  из гарантий  свободы  личности.  Строптивый человек не
боится
     оторваться  от массы,  общепринятой  нормы,  от всеобщего  мнения.  Нет
ничего безусловного и святого, никакого авторитета, которому он не посмел бы
оказать    сопротивление.    Он    не   страшится   одиночества   и   жаждет
самостоятельности.   Даже   против   собственного   суждения   он   способен
вознегодовать;  для этого  достаточно  лишь с ним сразу согласиться. Тогда с
той же беспощадностью, с какой строптивец, противился чужому воздействию, он
начинает   обличать   себя.   Бестрепетного,   добросовестного  воителя   за
своеобразие и независимость личности представляет собой тот, кто строптив!
     Со  строптивыми мы  никогда  не будем знать  покоя. Но  одного ли покоя
жаждет наша душа? Мы родились, чтобы узнать, на что мы способны. Как поймешь
это,  если избегать  препятствий  и  испытаний? Именно  их -- препятствия  и
испытания, --  в  изобилии  воздвигает перед нами строптивость.  Подчас  они
вздорные, пустые.  Пусть!  Одолевая их, закалится  наша воля,  тверже станет
характер. Мы научимся  терпению и выдержке,  стойкости и  гибкости. И еще мы
научимся улыбаться. Ведь  строптивость не одолеть, если все в ней  принимать
всерьез. Ирония, шутка, чувство юмора незаметно станут свойствами нашей души
и речи. Сколько приобретений! и все благодаря строптивости. Нет тверже воли,
чем  та,  которая смогла  одолеть строптивость. Неужели не  стоит ее за  это
поблагодарить?

     

     Каждая  черта  душевного  склада  придает  жизни  особую,  неповторимую
повадку. У чопорного  человека  жизненный процесс  подобен выполнению череды
изящных фигур,  составляющих  замысловатый танец. Любой его поступок, всякое