служит  их  укрощению. Даже  если,  повторю, животное  не видит  от человека
ничего, кроме  любви. Видит только любовь, но знает и другое. Не от этого ли
инстинктивного угадывания исходит привязанность живых существ к человеку?
     Так и личность  должна  быть готова убить свою  ревность. Иначе  с этим
зверем  не  будет сладу.  Я говорю:  "готова".  Это не  значит  осуществлять
насилие над  чувством ревности и пытаться погубить его.  Достаточно иметь  в
себе окончательную решимость сделать это во всякий момент,  когда  возникнет
нужда. Если такая настроенность действительно  серьезна  и ваша  собственная
душа  ощутила  это,  то,  скорее  всего,  ревность  присмиреет. Однако успех
укрощения ревности, основанный только на решимости убийства  ее,  никогда не
будет стойким и продолжительным без  иного рода усилий. Эти усилия,  как  ни
парадоксально,  с  первого  взгляда  прямо   противоположны   "убийственной"
решимости. Человек должен расположиться к своей ревности, проникнуться к ней
добродушием. Спросите ее: "Как поживаешь? Тебе  не  надоело? Чего ты хочешь?
Может, попытаемся достичь твоих  целей вместе?" Ничто  так не обескураживает
ревность, как спокойный  ровный тон и  рассудительность. Нужно  принять свои
ревнивые  импульсы  как  простое,  не  опасное  чувство,  имеющее  право  на
существование.  Но,  как  и  все  живое,  не  посягающее  своим   бытием  на
существование  других чувств и тем более на всю  человеческую личность. Едва
только ревность окажется среди многих других чувств и побуждений, как только
она превратится из  одинокого  и пожравшего все чудовища  в одно из существ,
живущих  в  большом  живом  сообществе,  тотчас  в  ней  начнут  происходить
благодатные перемены и она начнет утрачивать свои опасные свойства.
     Не  оставляйте   ревность  одну,   не   позволяйте  ей   захватить  все
пространство  души  и выжить оттуда другие чувства.  Не пытайтесь  создать в
себе  резкую враждебность к ревнивым импульсам.  Не бойтесь, дайте  ревности
друга, введите  ее  в круг чувств, которыми вы  живете.  И  там,  среди иных
побуждений, влечений  и впечатлений, ревность укротит свой ужасный нрав. Она
может  даже  стать  полезной.  Ибо   иссушающая  и  губительная  ревнивость,
смиренная другими  чувствами, склонна превращаться в ревностность, в рвение,
в немножко глупую рьяность.  А  без этих  качеств, едва ли возможен успех  в
деятельности, тем более  в деле сложном, необычном и ранее  не опробованном.
Также,  впрочем,  как  и  во  всяком  трудном начинании,  требующем  воли  
и
настойчивости. Пусть же то, что нас губит, нам поможет.
     P.S.   Однако  наилучшее  средство  укротить  ревность  --  никогда  не
встречаться  с  ней и никогда ее  не вызывать. Это  единственно  
безотказный
метод.
     

     В  пессимисте  кроется редкая  способность  пребывать в унынии. На всем
видит он печать  скорби, нестойкости,  неблагополучия. Даже глядя на солнце,
он не обманывается его  сиянием и помнит, что  светило не  вечно.  Постоянно
присутствует в его сознании идея конца и неудачи.
     Пессимист не  верит  в благополучный  исход  дел. Оттого он  --  лучший
знаток  и исследователь трудностей. Спокойствие пессимиста дорогого стоит. И
если  Вы  добились,  что ваш  замысел  не смущает пессимистичную натуру,  не
вызывает  в  ней  возражений  и  недоверия  --  тогда  смело   пускайтесь  в
предприятие, успех Вам обеспечен.
     Самое  упорное   сопротивление  действительности  кажется  пустяком  по
сравнению  с  тоской пессимистично настроенной  личности.  Каковы  же истоки
столь удивительного и стойкого чувства?
     Вообще-то  источники  пессимизма  разнообразны, но  примечательно,  что
часто  пессимистическое  настроение  охватывает  как  раз  того,  кто  всего
пристрастнее относится к делу и к достижению поставленной  цели.  Пессимист,
как  правило,  крайне   неравнодушное  существо.  Он   только  --  благодаря
преданности, делу-- яснее прочих  видит  тот  нелегкий путь, какой предстоит
всякому  человеческому  начинанию. Пессимист глубже других постиг ту истину,
что в , этом мире мало что зависит  от человеческих усилий,  и  что даже при
наилучшем  исходе  достигнутое  разительно  отличается  от  замысла.  Уныние
пессимистичной натуры -- это переживание личности,  видящей неосуществимость
идеала. А чем сильнее жажда воплощения, тем глубже уныние.
     В  пессимисте  проявляется породненность человека  с  трагическим. Люди
смертны,  силы  их  обозримы  и  возможности  имеют  очевидный предел.  Этот
печальный привкус конечности присутствует во всяком,  даже самом  счастливом
событии  человеческой  жизни.  Обычно мы  склонны  его  не  ощущать,  находя
разнообразнейшие  способы забытья. Пессимист, напротив, живет в  этой правде
нашего существования; он не бежит от нее, и в этом самостоянии перед демоном
печали  проявляет  редкое  мужество  и  силу  духа.  Ему открыта  неизбывная
трагичность  жизни;  он  угадывает  сумерки,  которые,  словно легкие  тени,
присутствуют в ней в самый светлый час.
     Поскольку  человек  сам  конечное существо, он  испытывает неизъяснимое
тяготение  к  ситуациям, несущим  угрозу  его бытию  и  всему тому,  чем  он
обладает: будь это положение в обществе,  признание  друзей, опыт жизни  или
любовь близких. Нами овладевает искушение все, чем мы располагаем, поставить
под вопрос, подвергнуть угрозе и опасности. Неверный  путь, случается, манит
нас  сильнее,  чем  обещание  счастья.  В  остром  испытании  себя  личность
преступает собственные пределы, переживая горькое и упоительное наслаждение.