означает не предотвращение того, чего бы не можем избежать и в чем, как
сказано, не грешим, но предотвращение согласия на это. Именно так нужно
понимать то, что сказал Господь: Всякий, кто смотрит на женщину с
вожделением (5, 28), то есть: кто посмотрит [на нее ] так, что возникает
согласие с вожделением, уже прелюбодействовал [с нею ] в сердце своем (там
же), хотя бы на деле не предавался распутству; это значит, он уже несет на
себе вину за грех, хотя бы до сих пор воздерживался от [его ] осуществления
10.
И, как мы обстоятельно обсуждали, повсюду, где кажется, что действия
ограждаются правилом или запретом, это нужно относить либо на счет воли,
либо на счет согласия на действие, нежели на счет самого действия; впрочем,
ничто из относящегося к заслуге не подпадало под запрет; [поступки же ] чем
менее достойны наставления, тем менее находятся в нашей власти. Ибо много
такого, что запрещает нам действовать, но воля и согласие всегда в нашей
власти. Так, сказал Господь: Не убий. Не лжесвидетельствуй (Втор. 5, 17,
20). [В словах ] относительно деяния и речи нет ни о запрете вины, ни о ее
предостережении, если мы воспримем их буквально, а только о деянии [как
выражении ] вины. Ибо грех не в убийстве человека и не в том, чтобы возлечь
с чужой женой, потому что [эти поступки ] иногда могут совершаться
безгрешно. В самом деле, если запрет такого рода — относительно действия —
воспринимается буквально, то тот, кто хочет принести лжесвидетельство или
даже согласится [на него ] на словах, не станет обвиняемым на основании
закона, пока не станет известно, что по некоей причине он о чем-то
умалчивает. Ведь не сказано, чтобы мы не желали лжесвидетельствовать либо
не желали на словах соглашаться на это, но только чтобы мы действительно
так не говорили. Или же: Закон запрещает нам жениться на наших сестрах или
вступать с ними в кровосмесительную связь. Однако нет никого, кто мог бы
соблюдать этот завет, так как никто не может опознать в точности в той или
иной женщине свою сестру. Никто, утверждаю, если бы Он не установил завета
не столько на действия, сколько на согласие [на них]. Если же случается,
что кто-либо по неведению женится на своей сестре, то разве он — преступник
завета, хотя и содеял то, что Закон запретил делать? Не преступник,
ответишь ты, так как он не соглашался на нарушение, ибо не ведал, что
творил. Так что говорить как о преступнике нужно не о том, кто совершает
запретное, но [о том ], кто соглашается на то, что известно как запретное.
Запрет, следовательно, нужно понимать не на основании поступка, а на
основании согласия [на него ], что очевидно, когда повелевают: не делай
того-то или того-то, или, как говорится, не предвкушай сознательно того-то.

11Aurelii Augustini. De doctrina christiana//MPL, 1. 34, col. 71.

12 Aurelii Augustini. In Epistolam Iohannis Parthos Tractatus VII, cap.
IV//MPL, t. 35, col. 2932—2933.

13В русском тексте соответственно: «Тот, Который Сына Своего предал ...за
всех нас» и «Сын Божий... предавший Себя за Меня».

14 См.: Aurelii Augustini, De sermone Domini in Monte, col. 1289;Petri
Abaelardi. Dialogus..., col. 1677.
И блаженный Августин, тщательно обдумав это [и поняв ], что всякий грех
влечется к благости либо к алчности скорее, нежели к [свершению ]
поступков, сказал: Никакой закон не предписывает ничего, кроме благодати, и
не запрещает ничего, кроме алчности 11. Отсюда и апостол: Все заповеди,—
говорит,— заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего как самого себя»,—
и затем: Любовь есть исполнение закона (Рим. 13, 9—10). Конечно, заслуга не
уменьшится, если ты подашь готовую милостыню бедняку, а милосердие
побуждает тебя ее раздавать, но пусть будет готова твоя воля на это, когда
такой возможности нет и нет сил у тебя [что-либо сделать ], ибо нет
условий. Известно, конечно, что есть поступки, которые следует совершать
либо вовсе не исполнять в равной мере как добрым, так и дурным людям. И
одно [лишь ] намерение различает их. Как напоминает вышеназванный доктор, в
том же поступке, в котором нам явлены Бог Отец и Господь Иисус Христос, мы
обнаруживаем и [действия ] Иуды-предателя 12. То же самое, [что Богом и
Господом Иисусом ], содеяно и этим предателем, как напоминает апостол: Как
Отец предал Сына Своего, а Сын предал Сам Себя (Римл. 8, 32; Гал. 12,20)
13, так и Иуда предал своего Учителя. Изменник совершил тот же поступок,
что и Бог 14. Но разве он поступил хорошо? Ведь даже если [в конечном счете
и ] благо, то при всех обстоятельствах не хорошо, или же: он не должен был
[совершать ] то, что было выгодно ему лично. В самом деле, Бог мерит не
тем, что люди делают, а тем, с какой душой они могут делать [нечто ]; и не
в поступке, а в намерении (intentio) поступающего состоит заслуга или
подвиг. Часто, однако, одно и то же совершается по-разному: благодаря
праведности одного и неправедности другого. Двое, к примеру, вешают некоего
преступника. Один движим ревностью к справедливости, а другой — застарелой
вражеской ненавистью, и хотя совершается одно и то же деяние — повешение —
и при всех обстоятельствах они совершают то, что сделать — благо, и то,
чего требует справедливость, но из-за разницы намерения одно и то же
делается разно: одним — со злом, другим — с благом.
15Размышления над историей с Авраамом имели дальние следствия. Достаточно
вспомнить «Страх и трепет» С. Кьеркегора, где эта история — ось анализа.