Этика как всеобщее представлена С. Кьеркегором как искушение для индивида,
который в качестве единичного устанавливает с Богом-Абсолютом абсолютные
отношения, то есть выступает как нравственный индивид. Абеляр рассматривает
иной парадокс: испытание Авраама представляется как внимательное
вслушивание в заповеди для опознания истинной воли Бога, имеющее своим
следствием осознанный поступок.
Кто, наконец, не знает, что сам дьявол не делает ничего, что не
позволил бы ему делать Бог? Ни когда он заслуженно наказывает неправедного,
ни когда ему дозволяется унизить какого-либо праведника ради его очищения
или же ради того, чтобы тот [показал ] пример терпения? Но хотя он делает
то, что Бог позволяет ему делать, подстрекаемый своей подлостью, и хотя
воля его всегда неправедна, но могущество его называется благим или даже
праведным: могущество он получил от Бога, а воля — его собственная. Что до
трудов, то кого из избранных можно отождествить с лицемерами? Кто [как не
избранники ] из любви к Богу претерпевают или совершают столько, сколько те
— из жажды людской славы? Кто, наконец, не знает, что подчас праведно
совершается то, что Бог запрещает делать, как и наоборот: начинают иногда
[совершать ] то, что, однако, менее всего следует делать. Так, мы в самом
деле знаем, что Он запретил распространять слухи о некоторых чудесах, с
помощью которых исцеляются больные ради примера смирения, дабы никто
случайно не возжелал бы себе славы от подобного перешептывания. Но тем не
менее получившие эту милость не прекращали разглашать о ней из почтения к
Тому, Кто это делал и Кто запретил [это ] открывать, о чем написано: Но
сколько Он ни запрещал им, они еще более разглашали и т. д. (7, 36). Разве
осудишь за преступление таких виновников, которые совершили [его ] и притом
сознательно вопреки завету, ими полученному? Кто обвинит их в преступлении,
разве что в том, что решались совершить [его ] из почтения к Нему, ибо не
совершили ничего из-за презрения Того, Кто повелел [молчать ]. Скажи,
умоляю, повелел ли Христос то, чего не нужно было предписывать или же те
[люди ] распустили слух о том, относительно чего нужно было сдерживаться?
Благом было повелеть то, что не было благом выполнить. Обвинишь ли ты
Господа в том, что случилось с Авраамом, коему Он сначала повелел принести
в жертву своего сына, а затем Сам остановил предписанное? Разве не во благо
Бог повелел совершить то, что не стало бы благим по свершении? А если оно
стало бы благим, то почему впоследствии было предотвращено? Если же были
одинаково благими и повеление, и предотвращение [жертвоприношения ] — не
без разумного же повода Бог позволяет или заставляет делать нечто,— то, как
видишь, одно лишь намерение исполнить завет, а не совершение поступка
оправдывает перед Богом, так как Он повелевает во благо то, что не является
благим при исполнении. В самом деле, у Бога не было намерения и [в
действительности ] Он повелевал так поступить не для того, чтобы Авраам
принес в жертву сына, но чтобы испытать этим его повиновение, незыблемость
его веры либо любви к Нему и поставить нам в пример. Именно это сам Господь
затем открыто признал, когда сказал: Теперь я знаю, что боишься ты Бога
(Быт. 22, 12) и столь искренне сказал: Я повелел тебе это ради того, чтобы
узнать, что ты готов [повиноваться ] и чтобы другие узнали, что я сделал
то, что Сам Я знал о тебе до [начала ] времени. Намерение Бога было в
[испытании ] поступка, которое было праведным. И столь же праведным был
запрет его, касающийся тех вышеназванных [случаев ], которые, как мы
упоминали. Он запретил [разглашать ], но не ради того, чтобы соблюдали
запрет, а ради того, чтобы даровать нам, немощным, примеры воздержания от
тщеславия. Потому [Аврааму ] Бог повелел то, свершение чего не было бы
благим, как и, наоборот, [исцеленным ] запретил то, свершение чего было бы
благим. И как там намерение оправдывает Его, так и здесь оно оправдывает
тех, кто на деле не исполнил завета. Ибо они знали, что Он заповедал не для
того, чтобы сдержали заповеданное, а чтобы возвеличить вышеуказанный
пример. Таким образом, волею Повелителя они.не презрели того, Чьей воле,
как понимали, они не противятся. Если бы мы даже судили более по делам,
нежели по намерениям, то учли бы, что иногда нам не только можно
действовать против Божьего завета, но действовать основательно и
сознательно, не будучи обвиненными в каком-либо грехе 15; и не нужно
называть злыми ни волю, ни поступок под предлогом, что завет Бога
соблюдается ради деяния, хотя намерение [получившего завет ] волею
Повелителя не противоречит установившему сей завет. Так же умысел
Повелителя оправдывает Его Самого, повелевшего совершить то, что, однако,
совершать следует менее всего; так и стремление к благодати оправдывает
того, кому был завет.
Чтобы кратко заключить вышесказанное, рассмотрим четыре [компонента
греха ], которые нужно различать последовательно и весьма тщательно, а
именно: изъян души, толкающий к прегрешению, затем самый грех, который мы
усмотрели в согласии на зло, то есть в презрении к Богу, далее волю,
направленную на зло, и, наконец, злокозненный поступок. Так же как хотеть —
значит не то же, что исполнить волю свою, также и согрешить — не значит
совершить преступное деяние. Грех [проистекает ] из согласия души,
благодаря которому мы грешим; преступное деяние нужно понимать на основании
совершения поступка, то есть когда мы на деле осуществили то, на что прежде
дали согласие.
16Aurelii Augustini. De sermone Domini in Monte, col. 1246— 1247; Sancti
Gregorii papae I. Homiliarum in Evangelia liber 1//MPL, t. 76, col. 1)35.
Грех, или искушение, как мы полагаем, выражается тремя способами: