презрения Бога,— но, обманутый другим пророком, он, будучи невиновным,
принял смерть не столько из-за провинности в проступке, сколько из-за
совершения поступка (3 Цар. XIII, 11—24). Ведь Бог, как сказал св.
Григорий, иногда изменяет свою мысль (sententia), но никогда — свое решение
27. Это значит: нередко по какой-то причине Он не исполняет то, о чем
заранее упреждал или чем угрожал. Однако Его решение остается незыблемым.
То есть своим промыслом Он устроил так, что Его решение не лишается
исполнения. Так, Он сдержал завет Аврааму о принесении в жертву сына (Быт.
XXII) и не реализовал угрозу жителям Ниневии; тем самым, как мы сказали, Он
изменил свою мысль. Поэтому и пророк, коему Он запретил по пути вкушать
пищу, предположил, что Его мысль изменилась, а его собственная вина
увеличится, если он не послушает другого пророка, явившегося к нему
вестником Божиим, чтобы тот подкрепил пищей свою усталую плоть.
Следовательно, он, помышляя избегнуть вины, совершил поступок безвинно, и
не причинила ему вреда внезапная смерть, освободившая его от бедствий
настоящей жизни и послужившая подмогой Провидению для того, чтобы все
видели, что праведник наказан безвинно. Здесь совершается то, о чем сказано
Господом в другом месте: О, Боже, Ты, поскольку Ты праведен, распоряжаешься
всем по справедливости, осуждая даже то, что не должно карать (Прем. XII,
15) 28. То есть Ты осуждаешь не на смерть вечную, но на смерть плоти. И
спасение некоторых не сообразно их заслугам,— например, [спасение ]
младенцев, получающих вечную жизнь. Таким образом, не бессмысленно и что
кое-кто осужден на незаслуженное телесное наказание,— подобно младенцам,
умершим без благодати крещения, обреченным на смерть телесную и на вечную
смерть; и многие погибают, даже невинные. Что же, следовательно,
неразумного и удивительного в том, что распявшие Господа могут
подвергнуться, как мы уже сказали, временной каре за свое неправедное
деяние, хотя бы неведение и освобождало их от вины? Потому и сказано:
«Прости их», т. е., как мы отмечали: не подвергай их по этой причине
наказанию, хотя они не могут ему подвергнуться безрассудно.
29 Boet. In Categ. Arist., lib. II, col. 223 AB.
Подобно этому собственно грехом, т. е. презрением Бога, не называют то,
что совершается по неведению вообще или по этому самому неведению.
Следовательно, не называют грехом неверие, хотя взрослым, уже пользующимся
разумом, оно невольно преграждает доступ к вечной жизни. Для осуждения ведь
достаточно не верить в Евангелие, не исповедовать веру во Христа и не
получать святых даров от Церкви, хотя это и может происходить не от
злокозненности, а от неверия. О таких Истина и вещала: Не верующий уже
осужден (Иоан. III, 18),— и апостол: А кто не разумеет,— говорит,— пусть не
разумеет (1 Кор. XIV, 38). Но когда мы говорим, что грешим по неведению, т.
е. совершая то, что не следует,— мы рождаем грех не из презрения, но
поступком. Ведь и философы говорят, что можно грешить неподобающей речью,—
хотя, кажется, это никоим образом не относится к презрению Бога. Поэтому
Аристотель, истолковывая плохое обозначение того, что соотнесено, пишет: Не
стоит по нескольку раз обращаться к чему-либо прежде, чем обозначишь
адекватно то, о чем говоришь. Ошибается, к примеру, тот, кто называет
крылом то, что относится к птице 29. Если и мы ведем такую же речь, то,
всё, что мы делаем,— всякий раз грех, т. е. мы действуем против нашего
спасения. Мы можем назвать грехом в особенности неверие и неведение того,
во что, ради спасения, необходимо верить,— хотя, казалось бы, при этом нет
никакого презрения Бога. Я, однако, считаю, что следует называть собственно
грехом то, к чему безвинно и притронуться нельзя. Действительно: незнание
Бога, или неверие в него, или же поступки, которые совершаются неправедно,
многими могут восприниматься как безвинные. Если кто-то в самом деле не
верит в Евангелие, т. е. в Христа, потому что до него не доходила
проповедь, как о том сказано в слове апостола: Как веровать в Того, о Ком
не слышали? Как слышать без проповедующего? (Рим. X, 14), то какую вину
можно вменить ему за такое неверие? Корнелий не верил в Христа, пока Петр,
посланный к нему, не наставил в этом его, признававшего и любившего Бога и
прежде, по естественному закону, благодаря чему и заслужил, чтобы Тот
выслушал его молитву и принял бы милостыни, творившиеся пред Богом (Деян.
X, 1—33). Тем не менее, если бы случилось, что до [обретения ] веры в
Христа он покинул бы сей мир, мы никоим образом не осмелились бы обещать
ему вечную жизнь, сколь бы благими ни казались его поступки, и не
причислили бы его к [сонму ] верных, но скорее к сонму неверных, даже если
бы он был одержим страстью спасения. Ведь суждения Божий — великая бездна,
притягивающая тех, кто сопротивляется или мало озабочен своим спасением, и
отталкивающая — глубиной своего замысла относительно распределения блага —
тех, кто уготовлен и подготовлен к вере более других. Так, он действительно
отверг известного по Писанию юношу, который предлагал себя, говоря:
Учитель, я последую за тобой, куда ты пойдешь (Мф. VIII, 19). Отверг и
другого, оправдавшегося исполнением долга по отношению к отцу; Он не
стерпел такого оправдания отеческой преданностью. Наконец, попрекнув в
упрямстве некоторые города, он сказал: Горе тебе, Хоразин! Горе тебе,
Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то
давно бы они во вретище и пепле покаялись (Мф. XI, 21). Им Он пожаловал не
только свою проповедь, но и явил чудеса,— им, о которых наперед, однако,
знал, что верить они не будут. Зато Он не удостоил своим посещением другие
города язычников, относительно которых ведал, что их легко можно склонить к
вере. [Многие ] из них погибли бы, так как слово проповеди их обошло, хотя