учениках, которые  в  совершенстве  овладели  "искусством  Кулака",
  практикуя только исходную стойку  --  ведь  она  предвосхищает  все
  прочие фигуры. Из  покоя  исходит  всякое  движение,  в  покое  все
  движения  взращиваются,   а   потому   статичные   позы   считаются
  основополагающими в деле "очищения духа". Популярная  же  сентенция
  мастеров ушу гласит: "Все приемы не  стоят  внутреннего  достижения
  (гунфу)".
      Способность прозревать "семена  вещей"  предполагает  и  особую
  открытость миру -- столь же полную, сколь и внутреннюю, сокровенную.
  Даосский мудрец-младенец, который "кормится от Неба", отрешается от
  чувственного  восприятия,  "заваливает  дыры  сознания"  (выражение
  Лао-цзы), но отверзает сердце бескрайнему простору Пустоты. Открывая
  себя "единому дыханию", он сам "дышит из пяток", другими словами --
  "всем существом". И он делает весь мир своей "питательной  средой".
  Его "сердечное" -- необычайно чувствительное,  участливое,  глубоко
  человечное -- сознание, подобно зеркалу, объемлет, вмещает  в  себя
  целый мир и, как чистое зеркало, весь мир освещает, высвечивает все
  образы -- отблески  внутреннего  свечения  духа.  Мудрый  полностью
  самодостаточен, его не тревожат приобретения и утраты. Ни смена дня
  и ночи, ни даже череда  рождений  и  смертей  не  могут  поколебать
  невозмутимого покоя  вечно-отсутствующего  Сердца.  А  потому,  как
  говорит Чжуан-цзы:
      "Настоящие люди  древности  спали  без  волнений,  пробуждались
  без тревог..."
      "Настоящие люди древности не доискивались до начала  вещей,  не
  устремлялись мыслью к концу. Отрешенные приходили они в  этот  мир,
  отрешенно уходили, радуясь дарованному им Небом и достигая  полноты
  своих жизненных свойств. Прохладные, как осень, и теплые, как весна,
  они в своих чувствах следовали смене времен года и жили одной Весною
  всего живого..."
      Жизнь в дао, конечно  же,  не  есть  унылая,  бессодержательная
  пустота. Она являет собой именно Co-бытие, Встречу, пусть даже  это
  встреча несходного, согласие несогласующегося, мера несоизмеримого.
  В сущности, такова и есть природа "Единого движения"  мира,  "Одной
  черты" всех форм, которые соединяют вещи, устанавливая предел каждой
  из них, и,  следовательно,  связывают,  разделяя.  Человек  слаб  и
  ничтожен перед лицом Одной метаморфозы бытия, но он безмерно  велик
  своей сопричастностью всеобщему танцу вещей. Так именно изображается
  человек в классической живописи Китая: на пейзажах старых китайских
  мастеров человек предстает маленькой,  подчас  иронически-гротескно
  выписанной фигуркой, и все же именно он выступает подлинным фокусом
  картины. Но этот фокус не явленный,  геометрически  выстроенный,  а
  обусловленный  ритмической  композицией  изображения,   угадываемый
  "чутьем сердца". В центре мироздания стоит неисповедимый внутренний
  человек,   преемственный   в   переменах,   пришедший   первым    и
  возвращающийся в мир с каждым моментом сознательного существования,
  -- "подлинный человек древности".
      Как  уже  отмечалось,  символическая  реальность  есть   бездна
  метаморфоз или, говори языком даосов, --  "тысяча  перемен,  десять
  тысяч превращении". Это реальность, которая лишь предваряет  всякое
  существование  и  в  любой  момент  времени  является  чем-то  "уже
  ушедшим". Будучи пределом изменчивости, она исчезает  даже  прежде,
  чем обретет зримый образ. Ее бытие --  как  "порыв  ветра,  вспышка
  молнии". В бытии Великого Пути, таким образом, все  существует  как
  указание, как знак, свивается в "вечно вьющуюся нить" смысла, прежде
  чем  стать  явлением,  и  в  этом  состоит  глубочайшее  оправдание
  культурной традиции со всем ее  письменным  наследием.  В  даосских
  книгах  жизнь  в  дао  уподобляется   "скрытому   возбуждению,   не
  прорывающемуся наружу". Правда "сердечного сознания", в отличие  от
  истины интеллекта или даже жизни чувств, невыразима и не  нуждается
  в выражении. Она опознается как "смутно-безбрежный" океан  забытья,
  мир  неуловимо  тонких   различий.   Именно:   бездна   Хаоса   как
  неисчерпаемою богатства разнообразия. И  это  делает  мудрость  дао
  истинно человечной, ведь человечен только разнообразный мир, а мир,
  сведенный к одному-единственному порядку, к отвлеченным  законам  и
  правилам всегда будет, по сути, бесчеловечным, даже если он  создан
  самим   человеком.    Вот    два    словесных    описания    такого
  символически-бытийствующего мира:
      "Есть  вещь,  хаотически-завершенная,  прежде  Неба   и   Земли
  существующая. Как пустотна она! Как  смутна!  Одиноко  стоит  и  не
  изменяет себе... Она может быть Матерью мира. Не умея дать ей  имя,
  называю ее дао..."
      "В пустоте и покое образы уже  завершены  и  изобильны,  словно
  чаща лесная. Они подобны деревьям в тысячу  саженей:  От  корня  до
  верхушки -- одно тянущееся целое" (Чэн И, XII в.).
      Событие  или  встреча  обусловлены  временем.  И   они   всегда
  оставляют памятный момент существования. Бытие дао -- это случай как
  Судьба, вечнотекучая  всевременность.  В  философии  дao  не  время
  является средой раскрытия логической системы понятий (как мыслил для
  своей философии, например, Гегель), а, напротив, самое сообщение  о