облекается покровом глубочайшей тайны. Смысл его неисчерпаем, и  он
  всегда познается в деле..." И далее Чэ  Ичжай  говорит  о  сущности
  обучения в ушу как  последовательной  конкретизации  своего  опыта:
  "Усвойте досконально все позы  тела,  потом  добейтесь,  чтобы  вся
  фигура сходилась в одном жесте, после чего стремитесь к тому, чтобы
  каждый жест воплощался в одном движении мысли. Учащийся начинает  с
  пустоты и к пустоте возвращается..."
      В наставлениях старых мастеров  много  говорится  об  опасности
  забвения символической, внутренней глубины формы движений в  ушу  и
  сведения практики совершенствования к  чисто  внешним  упражнениям.
  Подобные  предостережения  особенно  часты  в  трактатах  элитарных
  "внутренних"  школ,  но  полезно  будет  сослаться  и  на  наследие
  простонародной школы Сливового  цветка,  мастера  которой  оставили
  такой в своем роде классический завет:
      "Вовне   совершенствуй   мышцы,   кости    и    кожу,    внутри
  совершенствуй единое ци. Нельзя  достичь  совершенства,  не  усвоив
  внешние формы, однако же непосвященные не ведают истока  внутренней
  силы, а потому они только размахивают руками и ногами  и  не  могут
  постичь сокровенный смысл воинского искусства".
      Отметим,  что  и   в   этом   поучении   акцент   ставится   на
  взаимозависимости  и  даже   взаимозаменяемости   "внутреннего"   и
  "внешнего". Та же мысль  еще  отчетливее  выражена  в  словах  Сунь
  Лутана, наставлявшего учеников:
      "В     применении     искусства     дао-сердце      проникается
  пустотно-неосязаемым.  Тут  всего  достигаешь   без   усилий,   все
  постигаешь без умствований, непроизвольно вмещаешь в себя Срединный
  путь и  ко  времени  выказываешь  его.  В  кулачном  искусстве  нет
  кулачного искусства. В воле нет воли. Когда в воле нет воли,  тогда
  в нас  пребывает  подлинная  воля.  Когда  в  сознании  нет  своего
  сознания, тогда сознание пусто. Когда в теле нет своего тела, тогда
  тело пусто. Древние говорили: то, что пусто, а  на  самом  деле  не
  пусто, и то, что не пусто, а  на  самом  деле  пусто,  --  вот  это
  подлинная пустота. Хотя это тустотно, оно до предела наполненно, до
  предела действительно..."
      Понятия, которыми пользуются  учителя  ушу,  разъясняя  секреты
  своего мастерства, -- и это относится к языку китайской традиции  в
  целом -- с неизбежностью изменяют самим себе, постоянно  уводят  за
  свои пределы, переходят в собственную противоположность, и  в  этом
  моменте самопревращения как раз  и  реализуют  себя.  Говоря  одно,
  китайские  мудрецы  не  могут  не  подразумевать  и  другого,  даже
  обратного. Поэтому целостное постижение,  предполагаемое  практикой
  Великого Пути несводимо к общим определениям; оно дается  только  в
  частностях, в единичных "случаях", в нюансах телесного опыта, и чем
  настойчивее утверждается присутствие высшей целостности бытия,  тем
  более конкретны и иносказательны наставления мастера. В силу  своей
  символической природы  дао-сознание  не  может  выразить  себя  как
  отдельное, однородное целое. Действительное сознание, как мы только
  что прочли у Сунь Лутана, "не имеет своего сознания"; оно есть сама
  метаморфоза, устремленность вовне самого себя. Дао-сознание --  это
  сама действенность, которая неизменно конкретна и пребывает в потоке
  времени. И рассказать о  ней  можно  лишь  языком  метафор,  языком
  "окольным", который, скорее, лишь намекает на нее.
      Из  приведенного  только  что  суждения   Сунь   Лутана   легко
  заключить,  что  действие  дао-сознания  (которое,  собственно,   и
  воспроизводится   в    практике    ушу)    означает    своеобразное
  "само-опустошение", равнозначное как само-потере, оставлению  себя,
  саморассеиванию  в  неисчерпаемом   богатстве   разнообразия.   Это
  означает, что совершенствование в  ушу  сводится,  по  существу,  к
  повышению чувствительности, к некоей музыкальной настройке духовного
  слуха, к постоянному вслушиванию в затаенный, но бесконечно богатый
  ритм жизни (недаром еще Конфуций говорил, что в шестьдесят  лет  он
  "настроил свой слух", словно давая понять ученикам, что  постижение
  абсолютной музыки требует многолетних  подвижнических  усилий).  Не
  удивительно в таком случае, что заветы старых учителей ушу  состоят
  большей  частью  из  частных  рекомендаций,  касающихся   положения
  различных частей тела,  пространственной  ориентации  и  временного
  ритма движений и т. п.  Рекомендации  эти  свидетельствуют,  помимо
  прочего,  о  необычайно  активной  работе   сознания,   обостренном
  чувствовании как внутреннего опыта, так и событий окружающего мира.
  Примечательно, что решительно все школы ушу обладают единым набором
  технических приемов, касающихся физических аспектов их практики. Это
  обстоятельство, несомненно, указывает на общность законов духовного
  совершенствования в традиции ушу.
      Основные правила занятий ушу названы уже в  древнейшем  тексте,
  посвященном "внутренним школам" воинского пути.  В  своих  "Законах
  внутренних школ кулачного искусства" Хуан Байцзя (середина XVII в.)
  перечисляет  следующие  четырнадцать  пороков   занятий   ушу:   1)
  Отсутствие  собранности.   2)   Вялые   движения.   3)   Отсутствие
  центрированности. 4) Вздернутые плечи. 5) Тяжелый шаг. 6) Выпяченная
  грудь. 7) Слишком прямая стойка. 8) "Дряблые ноги", т. е.  неумение