которые из поколения в поколение практиковали нин-дзюцу, во многом определило 
мировоззрение последних. Свидетельством тому являются различные приемы магии 
(включая знаменитые пальцовки и заклинания кудзи-ин), типичные для ямабуси 
амулеты-обереги, которыми пользовались ниндзя, а также поклонение особым богам 
из пантеона сюгэндо. 
       Однако дело здесь не только в реальном влиянии ямабуси на нин-дзюцу. 
Средневековое сознание вообще всегда стремилось придать ценность тому или иному 
явлению, связывая его с каким-нибудь божеством, героем, мудрецом, религиозным 
святым. Именно в этой роли и выступили в данном случае ямабуси, жизнь которых 
для японцев была неразрывно соединена со святостью, общением с потусторонним 
миром, с обладанием сверхъестественными силами. Кстати говоря, если покопаться 
в японской исторической литературе, можно найти и другие версии происхождения 
нин-дзюцу, так или иначе лежащие в том же русле, что и теория ямабуси. Так, 
некоторые легенды приписывают создание нин-дзюцу Абэ-но Сэймэю, который стал 
первым японским последователем учения об Инь и Ян и гадателем по этим двум 
первоначалам вселенной (онмё-дзюцу), а в преданиях ниндзя из провинции Кии 
основателем искусства шпионажа назван китайский даос Сюй Фу, якобы прибывший в 
Японию. в III веке до н.э. в поиске плода бессмертия по приказанию императора 
Цинь Шихуан-ди. 
       В развитии нин-дзюцу гораздо более значимой чем ямабуси была роль 
японского военного сословия самураев. Об этом практически все авторы работ по 
истории нин-дзюцу вообще не упоминают, словно не самураи вели абсолютно все 
войны в феодальной Японии. Подобный подход опирается на идею противостояния 
культуры самураев и культуры ниндзя. Так, по утверждениям многих "историков", 
кодекс чести бусидо якобы не позволял им использовать шпионаж и военные 
хитрости, которые по этой причине стали уделом париев-ниндзя. Например, В.В.
Момот в своей книге "Рожденные во тьме" (Харьков, 1992) пишет: "Он (самурай) 
никогда не ставит под сомнение поступки своего начальника и господина. Он может 
только воевать. Такой кодекс поведения приводит иногда к гротескным ситуациям. 
Так, порой самурай может заметить, что, например, его господин сошел с ума, тем 
не менее, он должен, так требует честь его звания, рисковать своей жизнью ради 
исполнения капризов этого монстра". 
       Однако на поверку оказывается, что подобная картина весьма далека от 
истины. Нельзя забывать, что бусидо (оформившееся, кстати, в единую систему не 
ранее XVII века), строилось на взаимных обязательствах господина и вассала, и 
если вассал считал себя неоцененным, невостребованным, он был вправе покинуть 
своего сюзерена. Одной из важнейших концепций бусидо была концепция "макото" - 
высшей истины и искренности. Сущность макото в том, что истинный самурай должен 
сочетать в себе высшую искренность своих намерений с верой в чистоту и правоту 
своей миссии. Поэтому бусидо не имеет ничего общего с теми глупыми 
предрассудками, которые зачастую приписывают самураям. 
       В реальности самураи прекрасно понимали значение шпионажа и военных 
хитростей в военном деле. Поэтому не приходится удивляться, что добрую половину 
всех школ нин-дзюцу создали именно самураи. Кстати, самая ранняя, согласно 
письменным источникам, школа нин-дзюцу носит имя Есицунэ, великого полководца 
из самурайского рода Минамото - Есицунэ-рю. 
       Вообще ниндзя решали далеко не все проблемы обеспечения своих хозяев 
разведданными. Как правило, они выполняли разовые поручения особого рода или 
действовали в глубоком вражеском тылу, а насущные проблемы армейской разведки 
решались совсем другими органами. Во всяком случае к концу XVI века японские 
феодальные армии располагали четкой системой организации войсковой разведки. 
Представления об этой системе дают такие классические сочинения конца XVI века, 
как "Памятные записки Хосокавы Юсая" ("Хосокава Юсай обоэгаки"), "Книга о 
разведке на войне" ("Гунтю сэкко-сё"), "Дневник войны в Корее" ("Корай-никки") 
и другие. (Отрывки из этих текстов опубликованы в "Кодзи руйэн" в т.34). 
       Поскольку основным методом войсковой разведки является наблюдение, то и 
разведчиков японцы называли "наблюдателями" - "мономи". По функциям различались 
тика-мономи - "ближние наблюдатели", располагавшиеся на переднем крае своих 
войск, тоо-мономи - "дальние наблюдатели", высылавшиеся вперед, поближе к 
противнику, и синоби-мономи - "невидимые наблюдатели", действовавшие во 
вражеском ближнем тылу. "Легконогие наблюдатели" - асигару-мономи - занимались 
разведкой местности, а сутэ-камари - "выбрасываемые (вперед) и пригибающиеся" - 
снайперским уничтожением командиров противника. Для осуществления налетов, 
засад, поисков и рейдов создавались специальные разведывательные отряды, 
различавшиеся численностью. Согласно "Дневнику войны в Корее", оо-мономи - 
"большой отряд наблюдателей" - отбирался в числе ста воинов от каждой тысячи 
солдат, нака-мономи - "средний отряд наблюдателей" - в числе пятидесяти бойцов 
от каждой тысячи, сё-мономи - "малый отряд наблюдателей" - в числе от одного до 
сорока пяти воинов от каждой тысячи. Для контроля за настроениями своих войск 
использовались "видящие" - мэцукэ, часть из которых действовала тайно - 
синоби-мэцукэ. Вопросами контрразведки ведали "прочищающие глаза" - "мэакаси", 
специализировавшиеся на раскрытии и захвате вражеских шпионов. 
       Таким образом, японские феодальные армии располагали весьма 
разветвленной разведывательной организацией, но в наиболее сложных случаях и 
для осуществления особых операций военачальники и феодалы предпочитали 
обращаться к настоящим профессионалам, то есть к представителям тех семей, 
которые традиционно занимались изучением и практикой методов шпионажа. 
       Такими специалистами в средневековой Японии были, прежде всего, 
несколько десятков семей из провинции Ига и уезда Кога провинции Оми. Однако 
речь идет совсем не о каких-то непонятных "тайных кланах", а о вполне понятных 
мелкофеодальных родах, избравших своей профессией военный шпионаж. Большинство 
из них принадлежа